– Какого черта! – ругнулся Глеб.
– Спокойно, дружище, – Сашка добродушно взирал на него, откинувшись головой на окно, отчего она раскачивалась синхронно со всем вагоном. – Предлагаю вспомнить о мужской чести и достоинстве, и уступить наши нагретые и насиженные места дамам.
Занятый ловлей дальних взглядов, Глеб не заметил, что на границе их купе произошло перемещение тектонических масс, в результате которого в проход между креслами были буквально выдавлены две газели. Причем одна из них своим нежным трепетным телом почти упала ему на руки. Ему немедленно стало стыдно.
– Да, да! – вскричал он, вспыхнув, и вскочил на ноги. – Конечно! Пожалуйте сюда!
На место Сашки у окна сели молодая девушка и дама зрелого возраста, судя по всему, ее мать. Девушка тоже уже созрела вполне, на выданье, но, тем не менее, обе они на одном сиденье уместились.
В тесноте, да не в обиде, подумал про себя Глеб. К тому же – и ехать недалеко. Ну, об этом он уже, кажется, вспоминал.
– Галя! Иди сюда! – позвала подругу девушка, еще одна, разместившаяся на месте самого Глеба. Он, увлеченный другими наблюдениями, на нее сразу внимания не обратил. Теперь же проследил взглядом за ее посылом: что еще за Галя, кто такая? Галя… Какое удивительное и редкое имя.
Галя, застывшая в объятиях толпы чуть поодаль, мучительно и блаженно улыбнулась, и покачала головой. Она была старше своей подруги, и явно бывалей ее, потому что, каким-то чудом изловчившись, вязала даже в этих условиях. Она ни на что не претендовала и не желала менять свое положение, только бы не мешали, не отвлекали от вязания – и все. Губы ее безостановочно шевелились, считая петли.
– Значит, садитесь вы, снова. Молодой человек! – проявила сердечность дама у окна. – Линия, сдвигайся!
Девушка, осененная чудным и еще более редким именем Линия, не возражала, тем более что ей самой много места и не требовалось. Смущенно улыбнувшись, она подобрала юбку, освобождая для Глеба уголок.
А почему бы и нет, подумал он. Тем более, недалеко…
– Вот спасибо…
В другое время он бы точно отказался, но сегодня, чувствуя необыкновенную уверенность в себе, не постеснялся. К тому же надо признаться, что девушка не особенно-то обременяла своим присутствием на площади сиденья, такая она была худенькая, даже, хрупкая. Звонкая и изящная, как греческая амфора, загорелая, с выгоревшими на солнце соломенными волосами и обгоревшим носом. Вот и все, что заметил он в первый миг. Если закрыть глаза, больше ничего и не вспомнить. Разве что, еще золотистый пушок на коже. Пушок? Это еще откуда? Правда, что ли?
Имя еще известно, имя странное, но, по-прежнему, она – незнакомка.
Этот статус девушки, кстати, его совсем не напрягал. Мало ли их, незнакомок, нареченных и ненаречных. Только пожалел мимоходом, что очки у нее слишком уж тяжелы. Пожалел, и отключил внимание.
Линия улыбалась чему-то, он улыбнулся ей, вскользь, почти неосознанно, как откликаются на сердечность и доброту.
Сашка, уступив свое место, устроился стоять возле той, первой девушки, обратить чье внимание на себя давно уже желал Глеб. Теперь он заметил, что очередной подходящий для зацепа момент почти настал. Вот-вот настанет. Соперничества не опасался, сегодня он чувствовал себя превосходно, на высоте. Эх, так бы всегда.
«Мой Бог, да что же это такое? Да куда же я, глупец, смотрю?» – так или приблизительно так обязательно вскричал бы Глеб, если бы мог себе представить, от чего он отворачивается. Вот только не знал он, да и не мог знать ничего наперед. Ах, если бы Судьба не просто дышала в затылок, но и слегка похлопала по плечу – обрати, мол, внимание, не упусти… Надо быть особенно чутким, чтобы расслышать чужое, тонкое-тонкое, едва обозначенное эманацией тепла дыхание за спиной. А Глеб смотрел в другую сторону и строил иные планы. Как хорошо, что в этот раз судьба проявила настойчивость. И милосердие. Да, ведь если человек ошибается, вовсе не обязательно его сразу наказывать. Ведь он может быть вполне искренен в своей глупости. Он может заблуждаться – пусть. Придет время, осознает, что брел в потемках своего невежества совсем в противоположном направлении от нарисованного себе рая. Обычный путь познания – кружной, и каждый должен пройти по нему отмеренное ему расстояние. Для каждого оно, естественно, свое, но стандартный урок состоит в том, чтобы вернуться в исходную точку.
Поезд, влетел в поворот и, раскачав вагоны, повернул Глеба лицом к солнцу. Светило обрадовалось ему, точно нянечка своему питомцу, и в умилении погладило по щеке теплой ладонью. Глеб засмеялся и, закрывая лицо руками, откинулся назад. Девушка позади него с громким вдохом вжалась в кресло. Ощутив спиной тепло и упругость ее тела, он снова засмеялся и выпрямился.
– Простите!
Сквозь пальцы вытянутой руки просачивался расплав солнечного естества. Пульсируя живым током, свет разбивался о пол вагона, разлетался веселыми брызгами, светился пятнами, лишенными толщины, но, в то же время, полными светящейся бездонной глубины.
Сашка переминался, стоя обеими ногами в одной такой полынье, но почему-то не проваливался в нее с головой, только, подсвеченная снизу, резче выделялась чернотой небритость его лица.
– Девушка! – неожиданно, в том числе и для себя, подал голос Глеб. – Подвиньтесь, будьте добры! Позвольте молодому человеку присесть на краешек. Вы, вы, я к вам обращаюсь. Он много места не займет, посмотрите, какой худой. Он же на ногах еле стоит, обратите, наконец, внимание на этот факт! Не будьте так жестоки! Нет, он не пьян. Я тоже. А шатается он от усталости. Александр, его зовут Александр. Саша, садись, садись же, прояви настойчивость. Ах, девушка, не делайте вид, что читаете. У вас такие чудесные глаза… Ах, какие у вас глаза! Ну, посмотрите же на меня. Я здесь! Я вот он! А он – Сашка, он рядом с вами. Он устал и хочет сесть. Приютите же его, девушка…