Пашка молча лежал на земле. Глаза предательски налились слезами. Он стиснул зубы и ничего не отвечал.
– Партизан, я тебя спрашиваю – ты понял? – Опять заорал Вовка.
Пашка смотрел в никуда перед собой и только шумно пыхтел. Вовка еще раз зарядил ему ногой в живот, но уже не так сильно. Развернулся и, держа на вытянутой руке Иркину шею, стал толкать ее вперед. Та сначала попыталась упираться, а потом и вовсе рухнула в траву. Брат, недолго думая, взвалил ее к себе на плечо и быстрым шагом пошел из леса.
Часть третья
Алка
– Марина, ты что – опять?..
– Вадик, ну чего ты начинаешь? – Марина повисла у мужа на шее и попыталась его поцеловать. – Ну, видишь же – у меня гости.
– Я же просил… – Он брезгливо ее отстранил.
– Ну, Ва-а-адик… Просто девочки забежали на чаек… Мы по чуть-чуть…
– Аля где?
– У себя, где ж ей еще быть… Рисует опять, наверное…
– Что ты за мать такая, а?
– А сам?
–Марина!!! – он повысил интонацию.
– Вадик!!! – строго прервала она мужа. – во-первых – не кричи, у нас люди; во-вторых – тебя никогда нет дома…
– Марина, ты хоть чуточку соображаешь своей головой – ты понимаешь, какое сейчас время? – Зашипел Вадик. -Да я из кожи вон лезу, чтобы вы не голодали и все это у нас было!
– Да ты зациклился на своей работе! Я уже с ума схожу одна дома…
– Ты не одна…
– Ага…
– Может быть, тебе стоит вернуться на работу?
– Опять подтирать задницы орущим спиногрызам за копейки? Спасибо…
– Зато с ума сходить перестанешь… И пить…
– Ой, вот только не начинай, а… Все, я к девочкам, а то они заждались… Неудобно…
– Марина, я еще не закончил… – Вспыхнул Вадик. – Марина!!!
Но, супруга уже ускользнула на кухню, откуда тут же послышался громкое многоголосье женского смеха.
Вадик снял обувь, подошел к кухонной двери и взялся за ручку. Затем укоризненно помотал головой, отпустил ручку и тихонько пошел в комнату дочери.
– Аля! – он просунул голову в дверь.
– Папа! – радостно воскликнула девочка, подняв голову от стола. – Ты сегодня пораньше?
– Да, Цветочек, удалось вырваться. – Вадик посадил дочь на колени. – Как прошел твой день?
– Ну… Я играла… А еще лепила из пластилина…
– И все?
– А теперь рисую!
– А гулять ходили?
– Нет… – грустно помотала головой дочь.
– Почему? – удивленно спросил отец.
– У мамы болела голова, а потом пришли гости.
– Не грусти, милая – Вадик поцеловал дочь в макушку. – Завтра обязательно сходите погулять.
– Хорошо. – тихо прошелестела девочка, явно не веря ему. – Если у мамы опять голова болеть не будет.
– Давай я тебя помою и спать уложу?
– А книжку почитаешь?
– Обязательно! Пока две сказки не прочитаем – даже не вздумай засыпа́ть!
***
Через год мать Аллы перестала справляться и больше не скрывала свой алкоголизм. Несколько раз Вадик разгонял пьяные компании из их большой трешки почти в центре города, а как-то раз нашел жену голую в бессознательном состоянии в лапах какого-то мужика. Они спали прямо в их супружеском ложе.
Потом Марина клялась, что не знает, как это произошло, что ею воспользовались и она ничего не помнит. Плакала, ползала на коленях, вся в соплях и слезах, обещая завязать – только сбе́гай в магазин за пивом. Маленькая Алла все это время проводила одна в комнате, закрывшись на щеколду, которую папа повесил после очередной такой пьянки. От греха подальше.
У Вадима Чернорогова была небольшой цветочный бизнес – три ларька в разных концах города. Между которыми он постоянно и надрывался. Рэкет, вечно меняющаяся «крыша» и дикий развал в стране – не давали делам идти в гору так, как этого бы хотел Вадим. Денег на хлеб с маслом хватало, а времени на семью – нет. Личная жизнь шла под откос с космической скоростью. Больше всего Вадим боялся за дочь, чаще всего предоставленную самой себе, пока ее мать спивалась. Надо было что-то делать. И вот, после того случая с мужиком, Вадим решился – продал ларьки с квартирой, забрал семью и уехал жить в деревню. Купил два участка – один с домом, баней и садом, а второй – с небольшой – ветхой избушкой, которую он переоборудовал под продуктовый магазин. Надеялся, что здесь они заживут спокойной и обычной жизнью – все вместе и рядом. Никаких братков, никаких проверок и податей, а главное – много времени на семью.
Марина сбежала через полтора года. Оставив короткую записку «Прости. Я больше здесь не могу». Она прекрасно понимала, что второго шанса не будет и никто не поедет обратно в город ради нее. А жить в глуши и копаться на грядках оказалось еще хуже, чем работать нянечкой в ненавистном детском саду.