Но вернемся к особлагам. Собравшись вместе, политзэка вдруг обнаружили, что задышалось чуть вольнее. Об этой перемене ярко пишет Солженицын: «…скисли блатные — в лагере не стало воровства. В тумбочке оказалось можно оставить пайку»[22]. Из этих мелочей складывалась новая атмосфера особлагов. Осмотрелись и подпольщики и увидели нового врага, который, пока они разбирались в ИТЛ с блатными, оставался в тени. «Прорабы-кровопийцы»[23] называет их Солженицын, «молотобойцы» звали их в Горлаге. В большинстве своем суки, пошедшие в помощники к администрации, или же бывшие коллаборационисты, нашедшие себя на новом поприще, — и те и другие отличались особой жестокостью. Началась так называемая рубиловка[24]. «Вирус мятежа» в Экибастуз привезли западноукраинцы, пришедшие с этапом из Дубовки[25]. Следуя им, уже в Экибастузе возникли еще два подпольных центра — литовский[26] и так называемый «русский», в который входили представители всех национальностей, живших в границах СССР 39-го года, а также некоторые мельникивцы, члены ОУН-М (Мельник[27]) из западников[28]. Приговаривали к смерти по решению тайных подпольных судов. Судили тройками[29] (горькая усмешка Клио). В состав троек входили наиболее авторитетные лагерники. Такова была система судопроизводства и в партизанских отрядах УПА (Украинская повстанческая армия)[30]. Приговор приводили в исполнение боевики, обычно молодые закаленные ребята. Большая часть убийств происходила ночью, исполнители были в масках. «Со стукачами разговор короткий. Удар молотком по голове, потом работаем ножами» (курсив мой. — Н. Ф.), — вспоминал один из них[31]. Но могли подозреваемого в стукачестве и заманить в отдельную секцию барака, там сильно избить, припугнув, чтобы к оперу больше не ходил. Недавно опубликованные документы ГУЛАГа дают представление о масштабах и целях экибастузской рубиловки:
«Однако отдел МГБ не принял активных мер по реализации переданных ему материалов и пресечению вражеской деятельности оуновского подполья в [Песчаном] лагере.
Вследствие этого оуновцам в 1951 г. и в 1 квартале 1952 г. удалось расконспирировать среди заключенных 12 осведомителей и убить их. Кроме того, ими было убито 49 заключенных из числа лиц, работавших в низовой лагерно-производственной обслуге»[32].
По-видимому, соотношение характерно — основной жертвой рубиловки являлись прислужники администрации, стукачи составляли менее одной пятой.
Как это видится сейчас? Для меня ключевой остается фраза Михаила Кудинова[33], активного участника сопротивления в Степлаге, впоследствии известного московского переводчика французской поэзии: «Для нас лагеря были продолжением войны». Нарядчики-кровопийцы были явными врагами, с ними шла война — здесь все ясно. Сложнее со стукачами, действовавшими скрытно. Служба безопасности лагерного подполья, или «служба безпеки», как ее на украинский манер звали и русские, никогда не была по-настоящему эффективной. Доносы в оперотдел шли даже во время восстаний. Известно как минимум три доноса, переданных в оперчасть во время Кенгирского восстания, один из них опубликован[34]. Были доносы и во время Норильского и Воркутинского восстаний[35]. В результате рубиловки стукачи ушли в тень, опасались действовать открыто, но прекратить доносы полностью рубиловка была не в состоянии. Но мало этого, темная сторона жизни — сфера, где оперчасть чувствует себя особо привольно; чекисты быстро научились умело пользоваться рубиловкой — то подкинут компромат на кого-то неугодного, то при вербовке давят на жертву: «…не согласишься с нами сотрудничать, пустим слух о том, что ты стукач». Забегая вперед, скажу, что самым эффективным способом борьбы со стукачеством оказалась люстрация. Да-да, именно она! Первый опыт люстрации в СССР и пока единственный в России относится к эпохе ГУЛАГа. Во время Норильского восстания в 4-м лаготделении Горлага восставшие вскрыли cейфы в оперчасти и с удивлением обнаружили, что каждый пятый лагерник в лаготделении был завербован. Трех стукачей, по мнению восставших наиболее виновных, провели по баракам и потом выпроводили за зону. Остальным предложили написать покаяния: где, когда и при каких обстоятельствах дал подписку о сотрудничестве с оперчастью[36].
24
Использую узколокальный экибастузский термин, вошедший в литературу благодаря Солженицыну; даже в соседнем Джезказгане говорили иначе — «истребиловка» (сообщено М. П. Кудиновым).
27
Организация украинских националистов (ОУН) в 1940 г. распалась на ОУН-Б (Степан Бандера) и ОУН-М (Андрей Мельник).
28
Интервью с Ф. И. Запорожцем. Из мельникивцев в Экибастузский «русский» центр входил Богдан Легкун.
32
Проект письма заместителя министра внутренних дел СССР В. В. Чернышева заместителю министра государственной безопасности СССР С. А. Гоглидзе о необходимости усиления взаимодействия между оперативно-чекистскими отделами МВД и МГБ в Песчаном лагере в связи с активизацией подпольной деятельности заключенных оуновцев (ГА РФ, ф. З-9414, оп. 8, д. 34, л. 74–75; цитирую по: «История сталинского ГУЛАГа», т. 6, стр. 266).
34
«Кенгирское восстание. 16 мая — 26 июня 1954 года. Документы и воспоминания». Сост. Н. А. Формозов, М. Кравери. — «Воля. Журнал узников тоталитарных систем». 1994, № 2–3, стр. 345–346.