Четыре месяца обучения в Дижоне промелькнули почти незаметно. После полугода окопной жизни и надоевших госпитальных будней Федоров попал в романтический мир молодой авиации. Ему было интересно все: занятия в классах, практические работы у самолета в ангаре, а самое главное — полеты. Даже запах бензина и горелого касторового масла на аэродроме казался необыкновенно приятным. Не давало скучать и несколько бесшабашное, веселое братство будущих летчиков, опьяненных исключительностью избранного ими нового рода войск.
Виктор знал довоенное стихотворение Блока «Авиатор» и часто повторял запомнившуюся строфу: «Уж в вышине недостижимой сияет двигателя медь… Там, еле слышный и незримый, пропеллер продолжает петь…»
В кругу курсантов то и дело слышались имена известных всей стране героев воздушных баталий: Гарро, Гинемера, Наварра, Фонка, Брокара. Раньше всех завоевавший титул «короля воздуха» Пегу сумел и в боях приумножить свою славу. Молодежь знала все и обо всех. По рукам ходили затрепанные номера журналов с описаниями их полетов, первых схваток в воздухе. Прочитанное обрастало множеством невероятных подробностей, передававшихся из уст в уста.
Впрочем, жизнь «королей воздуха» давала такой обильный материал газетчикам, что и выдумывать ничего не надо. В альбоме одного из товарищей, собиравшего такие вырезки еще с довоенной поры, Федоров нашел целую «галерею», посвященную давнему фавориту всевозможных соревнований Жюлю Ведрину. Вот он у своего аппарата, окруженный поклонниками, жестикулируя, произносит речь. Под снимком объяснение: «Авиатор Ведрин — кандидат в палату депутатов. Успехи в области авиации вскружили голову авиатору Ведрину, свершившему полет из Парижа в Мадрид и вокруг Европы. Воспользовавшись тем, что на его родине настало время выбирать нового члена в палату, Ведрин стал летать по избирательному округу и разбрасывать воззвания, предлагая себя в депутаты французской палаты. Этот новый способ парламентской агитации очень понравился крестьянам, которые все готовы были отдать голоса за нового кандидата. Только стараниями бывшего депутата — министра изящных искусств Дюжардена-Бомеца удалось провести в парламент другое лицо. Тем не менее Ведрин получил на выборах до семи тысяч голосов».
На другом снимке Ведрин «официальный»: строгий костюм, высокий крахмальный воротник, тщательно повязанный галстук. Ниже сообщение: «На этих днях разбился популярный не только во Франции авиатор… Смелый, отважный и опытный, он чувствовал себя в воздухе, как дома, и еще недавно летал по своему родному департаменту, призывая избирателей вотировать за него при выборах в парламент». Рядом окруженный толпой разбитый самолет на железнодорожной насыпи. Фотография сопровождается короткой информацией о катастрофе: «Отправившись в Мадрид для получения кубка Поммри, Ведрин принужден был спуститься возле Поммри… При быстром падении задел крылом за телеграфный столб, аппарат нырнул носом, рухнул на полотно, а выпавший из кабины летчик ударился головой о рельс. Кроме тяжелого сотрясения, Ведрин проломил себе череп, долго не приходил в сознание. Сейчас врачи надеются на счастливый исход».
Первой оказала помощь авиатору сторожиха железнодорожного переезда. Сразу после выздоровления Ведрин отправился на место своего падения. Сторожиха рассказала летчику, как он падал, как она уже сотни раз описывала это приходящим сюда людям. Поблагодарив и расцеловав спасительницу, Ведрин запечатлел свою подпись на шпале, на которой покоилась его голова в роковой день падения. И снова состязания на кубок Помири за наибольшую дальность перелета. Ему не везло, удача покинула своего недавнего баловня. В апреле 1913 года, покрыв 525 километров, он вынужден был прервать полет из-за сильнейшей грозы, которую успел миновать счастливый соперник Докур.
В следующий раз его опередил Брендежон-де-Мулине, совершивший, казалось, невозможное: за один день он из Парижа долетел до Варшавы (1380 км). День 18 сентября тоже вошел в историю. Множество подробностей рассказал владелец альбома Федорову, особо почитавший Ведрина.
— Удивительный человек! — только и мог сказать Федоров.
— Еще бы! Сам Жорж Гинемер — его ученик, а как оба они воюют!..
В маленьком кафе подле аэродрома не умолкали по вечерам шумные споры о достоинствах аппаратов, ближайшем будущем военной авиации, неписаном кодексе авиаторской чести. Хотя Федоров старше многих и успел узнать войну не по рассказам, он тоже был увлечен общим настроением и чувствовал себя совсем юным. Ему очень понравились слова Гарро, вычитанные в журнале, где описывалась традиционная встреча знаменитых летчиков. Собравшись, как всегда, во вторник на Елисейских полях, они в самый канун войны разбирали достоинства своих аэропланов. Гарро отстаивал преимущества легкого, одноместного: