Специально вызванный из Румынии, Федоров прилетел в Киев на встречу с Авиадармом.
Александр не стал расспрашивать Федорова о его прошлом, оно было доложено в справке жандармерии, поинтересовался лишь подробностями боевой деятельности.
— Пошлем тебя в Одессу, учить молодых… Что же касается прегрешений юности… простим, коль хорошо послужишь отечеству.
— Покорно благодарю, ваше высочество.
— О чем просишь еще?
— Надеюсь, что с французским командованием будет согласован мой перевод из румынской миссии в русскую?
Александр, понял, что Федоров не хочет снимать французский мундир. «Не верит, шельмец, боится», — подумал он, но ничего не ответил, властно бросив:
— Можешь идти!..
Федоров был доволен тем, что будет на родине, что держал себя с великим князем без подобострастия, а как младший офицер с генералом.
«Жалко, что в школу, — думал он, — ничего, вырвусь оттуда на фронт, нужно только зацепиться… А насчет миссии ему не понравилось, как переменился сразу… Бог с ним, я французский офицер русской службы…»
В школе Федоров занялся подготовкой истребителей. Обучал высшему пилотажу, стрельбе, тактическим приемам воздушного боя.
Просматривая русские документы, инструкции, он не раз улыбался. Так, рассмешила его инструкция наблюдательным постам: «…Дирижабль покажется в виде серовато-черной или желтой колбасы, которая, если она далеко, имеет вид толстой линии…
Аэропланы будут казаться величиной с комара, могут иметь вид парящей птицы… Если аэроплан будет над головой, то одноплан будет казаться черной птицей с распущенным хвостом, а двуплан — прямоугольником или коробкой с хвостом…»
Он, конечно, понимал, что инструкция составлена для солдат, попроще, но ведь можно и нужно описать самолеты точнее, разницу между своими и вражескими, дать их типы…
Записка генерал-майора Подрузского, написанная летом 1915 года, заставила задуматься о том, как запоздало в России развитие зенитных средств. «Воздушные цели, — докладывал генерал, — в сферу действия орудия залетать могут, но вылетать оттуда не должны. Если это мое утверждение артиллериста практикой не оправдывается, то только потому, что на войне появились новые воздушные цели, мер же по борьбе с ними никаких не принято до недавнего времени…»
Вспомнил накал воздушных боев, как приходилось ему летать сквозь разрывы шрапнели, и с еще большей силой потянуло в строй. Вот только что-то задерживается его оформление. Вчера снова говорил с начальником школы. Даже жалованья не определили. Пришлось припугнуть, что уедет во Францию. После этого разговора военному министру было направлено такое письмо: «Су-лейтенант Федоров эмигрировал во Францию после 1905 года. По объявлении войны поступил охотником во французскую армию, где кончил авиационную школу и произведен в су-лейтенаты, награжден французскими орденами за храбрость.
В качестве выдающегося летчика, сбившего не один немецкий аппарат, он был командирован французским правительством в Румынию. Ввиду крайней нужны России в инструкторах по тактике воздушного боя Федоров после личного свидания с Авиадармом, который заверил его, что он не будет привлечен к ответственности за свое политическое прошлое, согласился перейти на службу России, но непременно в качестве французского офицера, на одинаковых условиях с летчиками французской миссии.
Было запрошено французское правительство, которое тоже согласилось отдать Федорова только на этих условиях.
Фактически Федоров уже с января месяца 1917 года весьма успешно инструктирует в Одесском отделе Гатчинской авиационной школы. Неизбежный отъезд его во Францию при несогласии междуведомственного совещания включить этого выдающегося французского офицера в состав французской миссии может крайне неблагоприятно отразиться на производительности работы авиационной школы… Генерал Брасов. 27.III. 1917 года».
Письмо генерала Брасова возымело свое действие: Федоров был причислен к французской миссии. Как всю войну, с ним неизменный Ланеро. Одним приказом решается их положение в русской армии. Приходит из Петрограда и такая телеграмма. «Киев. Авиаканц. Принцу Мюрату.
Относительно отпуска жалованья Ланеро размере трехсот рублей месяц, установленных для прочих французских механиков, прибывших апреле 1916 года с французскими летчиками… утверждено. Одновременно утвержден отпуск жалованья размере шестисот рублей су-лейтенанту Федорову…» Вскоре после приезда в Одессу Федоров побывал в Киеве, где подолгу жили родители, чтобы быть поближе к детям, учившимся там: в политехническом — Костя, в медицинский поступила Аня, неподалеку практиковал земский врач Антоний Федоров.