В первый же момент летит к земле объятый пламенем бомбардировщик… Второй… Строй армады нарушен, Федорова атакуют со всех сторон юркие «фоккеры»… Падает еще один немецкий самолет… Легенды, сложенные об этом бое, утверждают, что было сбито Федоровым четыре, даже шесть самолетов врага… Но разве способен один человек уничтожить такую армаду?.. Следом за немцами падает на вражескую территорию в дыму и огне легендарный русский летчик — «воздушный казак Вердена»…
В этот же день, 7 ноября, германские парламентеры отправились к маршалу Фошу для переговоров о перемирии.
До конца первой мировой войны оставалось всего четыре дня…
На моем столе кипа писем из Самарканда от Анны Георгиевны Федоровой, которые помогли рассказать о Викторе Георгиевиче, других братьях, родителях, об этой прекрасной русской семье, заочно познакомиться с некоторыми из продолжателей рода Федоровых.
По всем документам, которые мне удалось разыскать в архивах России и Франции, по кратким публикациям в советской печати, воспоминаниям летчика эскадрильи «аистов» Эдгара Ивановича Меоса 7 ноября 1918 года — последний день жизни «воздушного казака Вердена». «Нет! — пишет Анна Георгиевна. — Брат Виктор не погиб!» Ей неизвестны обстоятельства его пленения, но, обвиненный… в шпионаже (!!!), Федоров попадает в тюрьму… Попробуем предположить, как это могло произойти: подбитый самолет падает на вражеской территории… Виктор Федоров сумел посадить израненную машину и, пока его не схватили, покинув разбитый аппарат, начинает пробираться к линии фронта.
У французских военных летчиков, уходивших на боевое задание, было только два документа: личная воинская книжка и маленькая зеленая карточка. Именно эта карточка, вернее ее отсутствие, и могла сыграть роковую роль. Дело в том, что по условиям, выработанным в свое время известной Гаагской конференцией, регулировавшей правовые нормы ведения войн, запрещалось пользоваться разрывными пулями «дум-дум». Немцы первыми употребили эти пули, их примеру последовали союзники. Но, если в пулеметных лентах захваченных самолетов находили разрывные пули, летчика расстреливали. Французское командование, когда узнало о расстреле захваченных в плен немцами авиаторов, выдало всем своим маленькую зеленую карточку с подписью командира части и печатью, где говорилось, что пилоту, летнабу, воздушному стрелку такому-то приказано стрелять разрывными пулями. Немцы заимствовали подобную карточку, введенную союзниками. Ее предъявление освобождало пленного от ответственности.
Федоров пробирается к линии фронта, ему все еще угрожает плен. И вдруг он вспоминает, что, вернувшись из госпиталя, забыл взять в полет злополучную карточку… И если его захватят, расстрела не миновать. С ним тотчас рассчитаются за сбитые только что самолеты и за все прошлое, слишком хорошо известно противнику его имя…
Федоров уничтожает свою воинскую книжку, сбрасывает кожаную куртку и остается в одном свитере. Теперь он не летчик, а, скажем, убежавший из плена французский солдат… Бои-то наземные продолжаются…
Немцы ловят Федорова, в его рассказ о побеге или другую какую-то версию не верят и считают лазутчиком, шпионом и бросают в тюрьму…
Заточенного летчика терзает жесточайшая простуда. Хотя заключено перемирие, но еще долго будут ждать пленные возвращения домой, а он и вовсе безвестен, французский шпион. Как уж удалось Федорову подать весть о себе, никто теперь не расскажет, но из долгого заточения его вызволяет французское правительство. Летчик вернулся во Францию тяжело больным, у него, как пишет Анна Георгиевна, открылась горловая чахотка.
«Мой младший брат по просьбе Виктора поехал к нему в Париж из Сибири. Виктор Георгиевич умер у Константина на руках…
Константин написал мне тогда из Парижа, где он стал шофером такси. Потом прислал письмо из Ниццы и пропал… Никаких вестей о нем больше не было…
У Виктора Георгиевича во Франции никого не осталось, его жена и дочь Галина Викторовна вернулись в Россию. Перед Отечественной войной Галя приезжала ко мне, когда еще мама моя была жива, потом и они пропали, судьба их тоже неизвестна… Опять вмешалась война… Жили они в Рыбинске». Мои поиски в Рыбинске вдовы и дочери Федорова результатов не дали. Исчезли бесследно… «Насчет Семена Георгиевича ничего не могу добавить. Он просидел восемь лет или больше. Только скажу одно: он был смел и как факел сгорел…»
Изучая архивы департамента полиции, я случайно нашел в агентурных донесениях совершенно секретный документ о «разработке» перехваченного письма Александры Николаевны Кадошниковой — «А. Н. К.», заключенной в ташкентской крепостной тюрьме. Она пишет Ксении Иосифовне Несвадьбе. В «разработке» дается справка об упомянутом в тексте Федорове: «Федоров Семен Георгиевич осужден на каторжные работы на 15 лет. Находится на излечении в арестантском отделении Ташкентского военного госпиталя».