И вот книга у меня. Оказывается, и после Октябрьской революции Морозов не отошел от проблем авиации, думая о ее развитии, написал письмо Ленину.
Было это 29 января 1921 года. А уже 31 января в календаре Ленина появилась запись секретаря о том, что Владимир Ильич поручил «направить Н. А. Морозова (шлиссельбуржца) по вопросам об его предложении принять участие в работе Воздушного Флота к Склянскому (Реввоенсовет Республики), к Акашеву (Воздухофлот)…»
Через два дня Морозов вновь пишет Ленину: «Глубокоуважаемый Владимир Ильич! Благодаря Вашему содействию, уже увиделся с товарищем Склянским и товарищем Акашевым, и мы составили уже абрис будущих действий по созданию воздушного флота. Думаю, что дело пойдет успешно. С сердечным приветом, Николай Морозов».
Ах, если б сегодня так относились к письмам, как Ленин и его сотрудники!
Что же до самого эпизода — для меня он еще и косвенное подтверждение доверия В. И. Ленина к компетентности Акашева. Не каждому можно поручить деловую беседу с одним из крупнейших ученых. И Морозов удовлетворен встречей.
В. поиске новых материалов об Акашеве у меня родилось интересное предположение: если он закупал авиационную технику за рубежом, то, возможно, какие-то следы этой работы могут сохраниться в архиве Министерства внешней торговли. Звоню. Обещают проверить. Снова звоню.
— Приходите, немного есть, можем показать.
Седовласый руководитель службы подробно расспрашивает, чем вызван интерес к деятельности Акашева. Объясняю еще раз. Прежде чем направить меня в читальный зал, хозяин кабинета со значением говорит:
— А вы знаете, что он анархист?
— Анархист-коммунист, — уточняю я. — Но об этом знал еще Владимир Ильич Ленин, когда Акашеву доверялись высокие государственные посты и ответственные поручения, — с еще большим значением отвечаю собеседнику.
И вот в моих руках тоненькая папочка — «Дело № 114. Акашев Константин Васильевич». Уже самый первый документ — потрясение: заполненный лично Акашевым «Анкетный лист Представительства НКВТ в Италии. Импортный отдел».
Открывается анкета указанием: «Ответы писать четко, ясно и точно на вопросы». Далее — суровое предупреждение: «Лица, давшие неверные сведения, будут преданы суду Ревтрибунала».
Вопросов в этой многостраничной анкете — сорок шесть.
Читаю, поражаясь удивительному своеобразию личности ставшего мне уже близким человека. Манера некоторых ответов, стремительность волевого, размашистого почерка открывают для меня все новые черты характера Константина Васильевича Акашева.
Я почти зримо вижу молодого мужчину, склонившегося над письменным столом в доме за номером 72 по римской улице Виа Систино. Мне кажется, что он улыбается, заполняя анкету.
Кто и кого из нас станет сегодня спрашивать, к примеру, так: «Месячный оклад или доход до революции, из каких источников?», «Состояли ли владельцем собственных торговых или промышленных предприятий, где и когда, количество рабочих и оборотный капитал?», «Чем занимались до 1905 года, с 1905 по 1917-й, с марта 1917-го до Октябрьской революции?»
Как я благодарен тем, кто придумал этот наиподробнейший опрос, тем, кто сохранил анкету — до сих пор единственный из найденных мной документов, написанный собственноручно Акашевым. Уроженец латгальского села Махалино, белорус. Знает французский, итальянский, немецкий и польский языки.
Мать Акашева — Екатерина Семеновна Воеводина, сводные брат и сестра — Лев и Александра Воеводины живут на территории Латвии, к которой отошла тогда по мирному договору часть земель бывшей Витебской губернии.
«Принимал ли активное участие в Октябрьской революции?» — «Принимал», — отвечает Акашев. «В чем заключалось ваше участие», — требует сообщить анкета. «Подробности долго писать». И все? Я ведь, как теперь и вы, знал уже эти исключительные «подробности», но тогда, 20 июля 1921 года, о них, кроме нескольких человек, не ведал никто. Кто бы удержался ответить хотя бы так: «Вывел артиллерию из Зимнего дворца»…
И на вопрос, подвергался ли репрессиям по политическим делам, за что именно и когда, — в ответ лишь названы города, годы и статьи, по которым судился. Это уже характер.
«Какую работу полагаете для себя соответствующей?» — вот, кстати, вопрос, который в наши дни следовало бы ввести во все кадровые анкеты. И в анкетах для вступающих в партию был тоже подобный вопрос, человек, знающий себя и свои возможности, открыто сообщал об этом. Акашев ответил коротко: «Авиация и летание».