Незатейливая конструкция не имеет рулей, сохранить нормальное положение можно, только балансируя телом, что редко удавалось, но разве могло это остановить юношу, уже почувствовавшего неповторимое ощущение свободного полета.
Осенью 1909 года Генрих Сегно вступает во Всероссийский аэроклуб. Самолетов в клубе еще нет, как нет в России пока своих летчиков, но можно поехать во Францию.
Как раз аэроклуб командирует туда за самолетом инженера Лебедева, тоже планериста, знакомого Генриха.
— Я готов ехать с вами в качестве механика, возьмете? — спрашивает он Лебедева. — Поеду за свой счет.
— Согласен! — отвечает Лебедев. Молодые инженеры отправляются в Мурмелон.
А там уже Михаил Ефимов, гордость школы, летает на равных с самим Фарманом. Учатся русские офицеры, молодой юрист Александр Васильев, Иван Заикин… Полно земляков.
Кроме Фармана, здесь открыли школы Блерио, братья Вуазен, фирма «Антуанетт». Места хватает всем — гладкое, поросшее нежной травой поле тянется на несколько километров. Тут же строят аэропланы, каждая школа при «заводе». У Анри Фармана два ангара. В них несколько станков для обработки дерева, столярные верстаки, стрекочут швейные машинки, рабочие обтягивают полотнищами деревянные скелеты крыльев, другие несколько раз покрывают их лаком для более плотного натяжения полотна. На слесарном верстаке режут толстую рояльную проволоку для расчалок, готовят колеса для шасси…
Сюда приходят потенциальные заказчики, просто любопытные, будущие курсанты.
Принцип в школах единый: купи у фирмы самолет, и тебя научат летать. Многие спортсмены в кабале у меценатов. Надеются, став летчиками, заработать и откупиться.
Немало здесь богачей — искателей приключений.
Прямо на аэродроме живет в роскошном домике на колесах английский лорд Соммерсет, купила самолет пожилая светская дама, нанявшая для обучения своего «воздушного шофера». Ищут богатого покровителя какие-то отчаянные девицы…
Не упускают модной темы журналисты — авиационная хроника конкурирует со светской. Фоторепортер английской «Дейли миррор» с огромной камерой на груди рад поговорить по-английски с Генрихом Сегно. Он хочет снять высокого элегантного русского и с обезоруживающей откровенностью объясняет:
— Тут многие падают, вдруг и ваша фотография пригодится.
— Это и есть знаменитый английский юмор? — спрашивает Сегно. — Извините, но я постараюсь обойтись без катастроф, такого дохода от меня не ждите. Могу предложить бокал вина, пойдемте?.. Самолет для аэроклуба был заказан, но обучать даже Лебедева никто не спешил. Сегно и вовсе представлен как механик, не знает, удастся ли ему полетать. Пока же он, помогая другим, изучал самолет, мотор.
Один из новых знакомых Генриха, тридцатилетний Леон Шерэ, купил «фарман», прошел первоначальное обучение, но никак не может решиться на самостоятельный полет. Как-то вечером в кафе, где собирались все приезжие, Генрих решился на рискованный шаг:
— Послушай, Леон! Чего ты ждешь! Приехал еще до меня, торчишь тут, а ведь мосье Адольф давно говорит, что ты готов к полетам. Ты же собираешься деньги зарабатывать на самолете, время-то идет напрасно. Хочешь — полечу с тобой пассажиром?..
Все, кто был рядом, обомлели. Растерялся и Шерэ:
— Со мной?.. Ты серьезно, Генрих?.. А если…
— Никаких если. Первый полет по прямой. Взлетим и сядем. Тебе бояться нечего.
— Я не боюсь, просто…
— Просто надо решиться. Я же не самоубийца, знаю, что ты готов. Пошли хорошо выспимся и утром летим. Решили?
— Согласен, черт возьми! — вскочил Шерэ. — Спасибо тебе!
— Браво! Браво! Молодец Генрих! — Их проводили аплодисментами.
Утром около «фармана» Шерэ собрались все свидетели вчерашнего уговора. Наиболее благоразумные попытались образумить Сегно:
— Он решился, и хорошо, но пусть один летит. Безумство так рисковать!
— Кто не рискует, тот не выигрывает. Не волнуйтесь.
Сегно промолчал, что был у него и свой расчет. Усевшись позади Шерэ, он хлопнул его по плечу:
— Вперед, Леон!..
…Аэроплан медленно разбегается по полю, отрывается… летит над землей по прямой и метров через триста благополучно спускается.
— Ну, Леон! — тормошит его за плечи Сегно. — Что я тебе говорил! Взволнованный Шерэ не может скрыть своего счастья.
— Генрих, дорогой ты мой, спасибо!.. Я не боялся — решиться не мог, а ты… Аппарат давно остановился, Генрих соскочил на землю: