— Роберто ваш самый горячий поклонник. Он вообще увлекается всякой техникой, а теперь просто бредит аэропланами.
— Тогда прошу, — улыбнулся подростку Славороссов и показал рукой на пилотскую кабину. — Прего, синьор Роберто…
Кто мог предполагать, что именно эта встреча с русским летчиком определит выбор Роберто, его судьбу. Пройдут годы, отгремит война, которая поставит Славороссова и юного австрийского офицера в противостоящие армии. Роберто Бартини вернется домой из русского плена, но вернется совсем другим человеком: его открытое, чистое сердце навсегда опалит огонь Октябрьской революции. В 1921 году студент-политехник Бартини вступит в ряды Итальянской компартии. А потом, но… не будем торопить события.
В каждом городе две-три недели, ни одного срыва, ни одной неудачи, и слава о русском авиаторе опережает его в этом первом и весьма удачном зарубежном турне.
Поздней осенью 1912 года, в конце столь блистательной и выгодной поездки, уставший Славороссов собирается ехать домой. Долгов у него нет, самолет оплачен, на жизнь пока хватит, а там уже вновь зовут на гастроли, можно заранее заключить контракты.
Славороссов сидел, погрузившись в глубокое мягкое кресло, вытянув руки вдоль валиков. С удовлетворением оглядев свой уютный гостиничный номер, взял лежавшую на коленях развернутую газету и опять попытался хоть что-то понять в заметке о его полетах. Немецкого он не знал, но какие-то слова были знакомы… «Надо бы позаниматься…» Он покосился на маленький секретер, где лежал подаренный ему в Праге одним русским почитателем самоучитель французского языка. Человек уже в летах, добродушный, как все толстяки, он помнил Славороссова еще по Одессе, где постоянно ходил на велотрек. В Праге он очень помог летчику, предложив свои услуги переводчика. Несколько раз поводил по городу, приносил русские газеты, делал скромные подарки, а на прощание подарил самоучитель:
— Не обижайтесь, Харитон Никанорович, но такому человеку, как вы, нельзя без языка. Французский вас везде выручит. Это очень простой, доступный учебник…
«Надо написать Олегу Константиновичу, — подумал Славороссов. — Душевный человек». Он встал, подошел к бюро, открыл маленьким ключиком небольшой черный портфельчик с тисненными золотом инициалами «X. С», поднесенный ему в Вене, достал лист почтовой бумаги, в левом углу которого было отпечатано: «Харитон Никанорович Славороссов-Семененко, пилот-инструктор т-ва «Авиата». Варшава».
Написав пражскому знакомому, Харитон Никанорович вспомнил, что не ответил Каменскому, которого очень обрадовали успехи учителя в Австрии. Славороссова интересовало, как подвигается у писателя работа над книгой о летчиках, не было таких еще в России книг. Коротко сообщив о своих последних гастролях, он продолжал: «…Напечатали ли Вы свою книгу «Жизнь авиаторская», если да, то ради бога пришлите мне, а если нет, то сообщите, в каком положении это дело».
Кажется, впервые за недолгую жизнь этот двадцатишестилетний человек чувствовал себя так хорошо и уверенно: отныне он признанный летчик, ни от кого не зависит, все, что будет дальше, ясно — служение авиации. Где и как, время покажет, в «Авиату» ему возвращаться нечего. Следовало решить, что делать с самолетом: отправить в Россию или продать, а себе приобрести новый. Расходы окупятся — демонстрационные полеты, катание пассажиров тоже доходная статья — желающие платили сто рублей. «Ну, можно брать и поменьше, — подумал Славороссов. — Хватало бы на жизнь». Неожиданно все его планы переменило письмо из Милана. Глава фирмы «Капрони», на которого Славороссов произвел в Вене самое прекрасное впечатление, о чем тот и писал, предлагал русскому летчику испытывать самолеты фирмы, выступать на соревнованиях, в которых Славороссов пожелает принять участие.
Предложение было лестным, а самое главное — открывало перед летчиком заманчивые перспективы.
Согласие было дано немедленно. Продав свой аэроплан, Харитон Никанорович выехал в Италию.
Италия очаровала Славороссова. Ему нравилась яркая, непривычная природа, теплый, солнечный климат, обилие фруктов. В письмах домой он описывал пальмы на улицах городов, апельсиновые и лимонные деревья вдоль дорог, «подходи и рви», смешные и очень вкусные макароны — спагетти, которые он научился есть, наматывая длиннющие макаронины на вилку. Ему самому все это было в диковину, а уж тем более такие подробности должны потрясти домашних.