Дома никого нет, не с кем поделиться радостью. Так и не дочитав письмо до конца, звоню отцу. Ему уже около восьмидесяти лет, и успехи единственного сына — самая большая радость. Едва услышав о необычном письме, человек дотошный и весьма скрупулезный по отношению к документам — старый русский юрист, бывший петербургский присяжный поверенный, требует:
— Читай все с самого начала! Читаю, повторяю отзыв англичанина.
— Это все? — спрашивает отец. — Кто этот человек? Как он подписался?
— Эдгар Иванович Меос.
— И только?
— Возможно, еще что-то есть, письмо большое…
— Ты что, смеешься надо мной? — вспыхивает отец. — Читай немедленно дальше и ничего не пропускай.
После сообщения о том, что книжки в Таллинне все распроданы, Эдгар Иванович ездил туда специально, он деликатнейшим образом просит прислать экземпляр с автографом для его коллекции книг об авиации, поскольку свой экземпляр отправил в Англию.
— Пошли немедленно! — распоряжается отец. — Что дальше?
«Теперь позвольте представиться: я, бывший летчик русской армии, учился во французских школах высшего пилотажа, воздушного боя и воздушной стрельбы в По и Казо, а потом стажировался на французском фронте в 3-й эскадрилье «Аистов».
— Интересный человек, — комментирует отец.
— Интересный, — соглашаюсь я, еще не подозревая, что самое главное в этом письме впереди. Не стану его цитировать дальше, оно большое, но из него я впервые узнаю, что в годы первой мировой войны среди офицеров французской авиации было много русских летчиков-добровольцев, имена которых знала вся Франция: Виктор Федоров, сбивший тогда чуть ли не два десятка вражеских самолетов, Харитон Славороссов, Белоусов, Пульпе, Аргеев, Маринович, Кириллов, Жариков…
Меня поразил и сам факт, и обилие имен. Почему же мы, так хорошо знающие все о подвиге французского полка «Нормандия — Неман», не имеем понятия о такой достойной странице истории русской авиации?
Завязалась переписка. Эдгар Иванович оказался весьма обязательным человеком. Чтобы ответить на мои вопросы, он не только сообщал о том, что знал, но рассылал запросы в разные города своим старым коллегам по авиации, разбросанным по всему миру, присылал документы.
«…Отвечаю на ваш вопрос: как попали русские летчики во Францию? Были летчики-спортсмены, застигнутые во Франции войной, политические эмигранты, бежавшие из германского плена, просто добровольцы — люди, жившие в то время во Франции, наконец, командированные из России военные летчики для обучения в специальных школах высшего пилотажа и воздушного боя, среди которых был и ваш покорный слуга. Между прочим, я окончил обе школы и по протекции русского военного агента (военного атташе. — Ю.Г.) попал в ряды «Аистов».
Моим учителем воздушного боя был Жорж Гинемер, чье имя как «метеора войны» высечено на стене Пантеона.
О русских летчиках во Франции писали очень много, их имена не раз назывались в приказах по армии. Русский художник Сергей Соломко написал несколько картин, изобразив наших летчиков-добровольцев. Неутомимость «русских крылатых казаков», их хладнокровие, героизм приводили в восхищение даже скупое на похвалы французское командование…».
Это было чрезвычайно интересно… но, чтобы ожила та эпоха, прояснились судьбы героев, понадобились долгие и долгие годы поисков.
Мечта о крыльях
Продолжая поиски в архивах, я засел за книги по истории авиации. Их, к сожалению, оказалось до обидного мало, а хотелось составить представление об удивительном пути от мифических крыльев Икара до первого аэроплана.
Помните неумирающую легенду о людях-птицах — Икаре и Дедале? Изустное предание записал Овидий, а неведомый древнегреческий художник за две тысячи лет до нашей эры высек ее героев на мраморном барельефе, еще один нарисовал на прекрасной вазе… Летят в поднебесье отец и сын, гордо раскинув крылья, склеенные воском из птичьих перьев, нитками шитые… А летят… И хотя солнце растопит воск на крыльях дерзкого юноши и рухнет он в море, люди, мечтающие о крыльях, назовут море это Икарийским в честь храбреца.
Мифы не только развлекают, они обнадеживают мечтателей, зовут дерзать. Приблизительно за четыреста лет до нашей эры уже в письменной истории начинают встречаться рассказы о полетах механических конструкций, вроде деревянного голубя ученого-геометра Архита. Во времена Нерона римляне могли наблюдать опыты с примитивными планерами. Средневековые историки описывают «железную муху» Иоганна Мюллера, жившего в XV веке.