— А сегодня вами гордится Франция! Жертвуя собой, вы спасли ее славного сына, даже не зная, кто он. Вы спасли солдата — это высшая храбрость!.. Вы, именно вы, довели до конца боевое задание летчика Реймона, и наш штаб получил ценнейшие данные о противнике, за которые я тоже благодарю вас от имени Франции. То, что сделали вы, — совсем особый, выдающийся подвиг, подвиг чести. И я, как диктует мне честь солдата Франции, награждаю вас высшим знаком военной доблести…
Генерал снял со своего мундира Военную медаль, которую получил еще лейтенантом сорок лет назад, и приколол ее на грудь Славороссову.
Взволнованный этой проникновенной речью командующего, самой почетной и такой необычной наградой, Славороссов мог только ответить:
— Спасибо, мой генерал!
Прежде чем возвратиться к себе в часть, Славороссов спросил у адъютанта:
— Можно ли навестить сенатора, как он?
— Увы, началась агония, это конец…
Праздник, бушевавший в душе русского летчика, ушел, словно его и не было. Здесь рядом умирал не сенатор, а кто-то близкий. Перед глазами худощавое бледное лицо, черные усы и протянутая в знак благодарности рука…
Через несколько дней пришли парижские газеты с жирными, кричащими заголовками: «Героическая смерть сенатора Реймона», «Гибель сенатора-авиатора», «Последний полет доктора Реймона»… И почти в каждой подзаголовок: «Поразительный случай находчивости и храбрости русского летчика», «Военная медаль русскому летчику Славороссову»…
Ушел из жизни главный врач клиники медицинского факультета, шеф-хирург, депутат, летчик с дипломом 1910 года. В память о нем на груди Славороссова орден с изображением императора Наполеона III, один на двоих с генералом Дюбайлем.
…Взлетая на очередное боевое задание, Славороссов вспомнил дорогу в Дижон, разговоры в вагоне о фотоаппарате с затвором как у пистолета. У него установлен русский автоматический фотоаппарат «Потте» — нажал на резиновую грушу, и щелкает затвор. Снимать в тылу противника не так уж сложно, выскочишь на шоссе неожиданно или с высоты фотографируешь заданный квадрат. Сегодня придется потруднее — нужно промчаться вдоль немецкой передовой и снять первую линию вражеских окопов. «Дадут мне перцу, — подумал летчик. — Хорошо, солнышко яркое, прикроемся для начала». Подлетев к линии фронта на порядочной высоте, Славороссов развернулся, оставив солнце за хвостом, снизился до семисот метров и понесся вдоль окопов, держа «грушу» аппарата в левой руке. Снимок… Снимок… Ударили из окопов первые винтовочные выстрелы, прямо навстречу застрочили пулеметы… Снимок… Снимок… Вжик, вжик! Как горох по крыльям… Снимок… Справа, из второй линии, ударила пушка… «Мимо!» Снимок…
По самолету стреляют все, кто может открыть огонь. Славороссов охвачен азартом борьбы. Его аэроплан рвется вперед сквозь смертельную завесу, повторяя в воздухе направление окопов… Вправо… Снимок… Разворот влево, прямая… Снимок…
Больше тридцати пробоин в крыльях и фюзеляже насчитал механик. Две прошли совсем рядом с сиденьем.
— Надо что-то подложить под сиденье, — предлагает Айсбург.
— Найди железяку потолще, попробуем, — соглашается летчик, — в пехоте пуля в зад — самое постыдное дело.
— Так то в пехоте…
Славороссов не видел ничего героического в своих полетах. Иногда они были опасны, но как-то однообразны, приходилось даже почту возить. Спасение Реймона — помнилось, первая встреча в воздухе с немецким летчиком вспоминалась как нечто вроде детской забавы, он никогда о ней не рассказывал серьезно. Было это так.
Славороссов обнаружил во время разведки немецкий аэродром. Нанес на карту. В кабине справа висели в полотняных мешках две бомбы. Зажав ногами ручку управления, он достал бомбу, расконтрил вертушку предохранителя взрывателя. Все так неудобно, несподручно… Взял ее в левую руку, придерживая пальцами крылышки вертушки, чтоб не рвануло ветром, когда высунется рука за борт, иначе взорвется. Со стороны солнца вышел на аэродром, дошел до середины — куда там прицеливаться, накренил аэроплан и швырнул ее за борт!.. В сторону стоявших аэропланов.
Видел, как взорвалась, а попала, не попала, непонятно, хотел и вторую бросить, а тут прямо на него немец летит, возвращался, наверное, с французской стороны домой. Летчика хорошо уже видно. Что он там вертится в кабине? Присмотрелся Славороссов, а немец в него из пистолета палить начал. «Ах, зараза!» — крикнул Харитон и тоже за пистолет… Расстреляли оба все патроны, кулаком погрозили друг другу и разошлись… Смех…