В один из дней в госпитальную палату вошел летчик гигантского роста, едва не задевший головой за притолоку дверей.
— Пульпе! — заорал от радости Томсон.
— Ну счастливчик, — склонился к нему Пульпе, — раз при такой аварии не разбился насмерть, долго жить будешь. Все кости целы?
— Зарастает как на собаке. Как там у вас, кого из знакомых видели?
Пульпе был рад, что случай привел его на аэродром Бурже и он смог навестить Томсона. После его ухода сосед по палате сказал:
— Какой интересный русский язык.
— Да это не русский, — рассмеялся Томсон, — мы по-латышски говорили.
— Латышский?.. — с удивлением произнес француз. — А где это?
Как ни обидно, но пришлось Томсону дать палате небольшой урок географии. Рассказал о Латвии, где жил, Эстонии, где родился.
После госпиталя Томсон попадает в амьенскую армию, его полеты дважды отмечены в приказах, попробовал свои силы и в первых воздушных боях. А по ночам снятся ему родные места, полеты на Ходынском поле, тянет домой.
Капитан Бертен понимает чувства молодого сержанта. Хороший летчик, жаль отпускать, но это его право.
— Все, что я могу, это дать вам прекрасную аттестацию и пожелать боевого счастья!
— Спасибо, мой капитан!
Дальше путь уже знакомый: Париж, посольство, беседа с военным агентом графом Игнатьевым, кружной путь в Россию. Через Англию, Норвегию, Швецию… Так Томсон добирается до Риги. Небольшой отдых, и «охотник», как назывались в России добровольцы, Эдуард Томсон после соответствующей проверки зачислен опять рядовым в 1-й корпусный авиаотряд.
Его успехи можно проследить по сохранившейся в архивах маленькой регистрационной карточке: в мае 1915 года он ефрейтор, к августу старший унтер-офицер, награжден Георгиевским крестом. В то же время газеты сообщали, что летчик Томсон сбил под Двинском немецкий «альбатрос», а следующий раз его имени в сводке предшествует офицерское звание: «Прапорщик Томсон севернее озера Мядзиол преследовал на самолете «ньюпор» немецкий «альбатрос»… и гнал его до аэродрома. Обстреляв из пулеметов лагерь на аэродроме, возвратился благополучно назад». Что же дальше расскажет карточка Томсона?
«За боевые отличия произведен в прапорщики и представлен к награждению орденом Св. Анны IV степени. Начальник 1-го корпусного авиаотряда штабс-капитан Фирсов».
Сообщение ставки верховного главнокомандования: «…5 и 6 февраля 1917 года… В районе Сморгони прапорщик Томсон выдержал бой с двумя немецкими аппаратами и заставил обоих удалиться в свое расположение».
Февральская революция. Накал революционных страстей захватывает и армию. Прапорщик Томсон, недавний нижний чин, к неудовольствию офицеров «якшается с солдатами». Его избирают делегатом на съезд авиаторов, в солдатский комитет…
Год 1915-й. Петроград.
Телеграмма из Гельсингфорса:
«Торнео арестован прибывший заграницы Константин Акашев».
Ух, какой жирный восклицательный знак поставил на телеграмме замещавший директора департамента полиции Васильев, такая уж у него радость. А резолюция лаконичная: «Акашева препроводить по этапу в распоряжение Енисейского губернаторства».
Это по месту совершения побега. И депеши посланы во все концы, всем, кому следовало знать — пойман Акашев!
Что же это он так смело явился, да еще под своей собственной фамилией? Нет, тут что-то не просто, Константин Васильевич, видимо, все рассчитал. Посмотрим…
Так и есть. Узнаем, что прибыл он «по свидетельству, выданному в Париже русским военным агентом 9 марта 1915 года за номером 276. При обыске обнаружено «два прошения»…
Скорее всего Акашев ехал в Россию легально, желая вступить в ряды защитников родины. Что же до прошлого, то в 1913 году был объявлен Манифест, который и его освобождал от наказаний за старое. Вот-вот, в деле рукописная записка того же Васильева: «…об Акашеве… справиться относительно применения к нему Манифеста.
Если Манифест применен не будет, то нужно, не откладывая, сообщить губернатору и жандармскому управлению о тщательном и неустанном наблюдении за этим лицом, которое благодаря своим познаниям по аэронавтике может являться весьма опасным…» А ну как сбросит бомбы прямо на Зимний дворец! Страшно.
Пока же все выяснится, в сопроводительных документах Акашева, которого должны везти в Красноярск, предписано «неустанное наблюдение чинов полиции за означенным лицом в месте его водворения, каковое наблюдение ставило бы Акашева в условия, исключающие возможность совершения побега». Но ведь по справке, поданной Васильеву неким подполковником Фокиным… «Ответственности за побег Акашев не подлежит», почему же его отправляют обратно, коль и на него распространяется действие Манифеста?