Въ самомъ началѣ третьяго первая часть работы окончилась. Задній винтъ вставили на мѣсто и соединили съ механизмомъ. Аэронефъ со среднею скоростью полетѣлъ къ острову Чатаму.
— Томъ, — сказалъ Робюръ, — насъ несло вѣтромъ всего два часа съ небольшимъ. Поэтому я думаю, что черезъ часъ мы уже достигнемъ острова.
— Я тоже думаю, мистеръ Робюръ, потому что мы пролетаемъ теперь двѣнадцать метровъ въ секунду. Въ три или четыре часа утра Альбатросъ будетъ тамъ, откуда его снесло.
— И это будетъ очень хорошо, Томъ, потому что для насъ лучше причалить ночью, чтобы насъ не увидали. Бѣглецы, не ожидая нашего возвращенія, вѣроятно не будутъ остерегаться. Альбатросъ мы спрячемъ гдѣ-нибудь за скалою, и даже если бы намъ пришлось провести на островѣ нѣсколько дней…
— Мы проведемъ ихъ, мистеръ Робюръ, и даже если бы пришлось бороться съ цѣлой ордой туземцевъ…
— То мы будемъ бороться, Томъ, будемъ бороться за свой аэронефъ…
Съ этими словами инженеръ обернулся къ своимъ людямъ, дожидавшимся дальнѣйшихъ приказаній, и сказалъ:
— Друзья, еще не время отдыхать. Придется проработать до утра.
Никто противъ этого ничего не имѣлъ.
Дѣло шло теперь о томъ, чтобы починить задній винтъ, какъ починили передній. Поврежденія у обоихъ были одинаковыя. Но для этого нужно было остановить на время аэронефъ или даже еще лучше дать ему задній ходъ. По приказанію Робюра, такъ и сдѣлали. Альбатросъ началъ медленно двигаться задомъ.
Всѣ приготовились къ переходу на кормовую сторону аэронефа, какъ вдругъ Томъ Тернеръ съ удивленіемъ почувствовалъ какой-то въ высшей степени странный запахъ.
Пахло гарью изъ каюты плѣнниковъ.
— Странно! — сказалъ помощникъ Робюра.
— Что такое? — спросилъ инженеръ.
— Неужели вы не слышите? Пахнетъ какъ будто жженымъ порохомъ.
— Правда, Томъ, такъ и есть.
— И пахнетъ какъ будто изъ задней рубки.
— Да… изъ ихъ каюты.
— Неужели эти негодяи сдѣлали поджогъ?..
— Поджогъ ли только?.. — вскричалъ Робюръ. — Выломай-ка дверь, Томъ. Выломай дверь!
Но едва Томъ Тернеръ успѣлъ сдѣлать шагъ впередъ, какъ раздался ужасный взрывъ. Всѣ рубки разлетѣлись вдребезги. Всѣ лампы разомъ погасли, потому что прекратился электрическій токъ. Настала совершенная темнота.
Большая часть подъемныхъ винтовъ или погнулись или сломались, но нѣкоторые изъ нихъ, поближе къ кормѣ, еще продолжали вертѣться.
Вдругъ позади первой рубки кузовъ аэронефа немного разсѣлся, и задняя часть платформы обрушилась въ пустоту.
Почти въ ту же минуту остановились послѣдніе подъемные винты, и Альбатросъ низринулся въ бездну.
Для восьми человѣкъ, уцѣпившихся за обломки, это было паденіемъ съ высоты трехъ тысячъ метровъ.
Паденіе было тѣмъ быстрѣе, что передній поступательный винтъ принялъ вертикальное положеніе и продолжалъ еще дѣйствовать.
Тогда Робюръ, даже и тутъ, среди полнаго крушенія, не потерявшій присутствія духа, пробрался въ полуразрушенную рубку, схватилъ рычагъ и перемѣнилъ направленіе вертящагося винта, сдѣлавъ его изъ поступательнаго подъемнымъ.
Паденіе, конечно, замедлилось, но все-таки мало. Хорошо, впрочемъ, было уже и то, что оно сдѣлалось равномѣрнымъ, а не равномѣрно-ускорительнымъ, какъ прежде. Если уцѣлѣвшихъ и ожидала все-таки смерть, то во всякомъ случаѣ смерть отъ волнъ морскихъ, а не отъ удушенія вслѣдствіе быстроты, съ которой они падали внизъ по воздуху.
Минуты полторы спустя послѣ взрыва, обломки Альбатроса навсегда погрузились въ волны…
ГЛАВА XVII,
За нѣсколько недѣль передъ тѣмъ, 13 іюня, на другой день послѣ извѣстнаго уже намъ бурнаго засѣданія Вельдонскаго института, вся Филадельфія пришла въ страшное волненіе.
Во-первыхъ, какой-то нахалъ, какой-то инженеръ Робюръ-Побѣдитель, позволилъ себѣ оскорбить почтенное общество баллонистовъ и затѣмъ скрылся неизвѣстно куда.
Во-вторыхъ, президентъ и секретарь Вельдонскаго института самымъ непонятнымъ образомъ исчезли изъ города, не оставивъ по себѣ ни малѣйшихъ слѣдовъ.
Весь этотъ день многочисленная толпа осаждала почтовыя и телеграфныя отдѣленія, ожидая узнать что-нибудь объ исчезнувшихъ, но все было напрасно. Ихъ друзья были безутѣшны.
Прошелъ еще день, еще и еще, прошла недѣля, прошло двѣ недѣли, три… о пропавшихъ ни слуху, ни духу.