Юрий Александрович Хвалев
ВОЗДУШНЫЙ ШАР
В далёкой для нас стране и близкой для них, а может, наоборот, где люди устали от демократии, нищеты и богатства жил мальчик Джек, по прозвищу Головастик. Да, вы абсолютно правы, прозвище он получил за большую голову и относительно маленькое тело. Его голова, словно воздушный шар, наполненная мечтами, часто улетала далеко ввысь, а вот тело, вскормленное худым провиантом, страдало. Ещё чаще тело страдало по вечерам, когда приёмный отец Сэм жестоко бил Джека, за то, что он приносил домой мало денег. После учёбы, а Джек учился в школе для умалишённых, он просил милостыню у церкви Всех Апостолов. Надо сказать, что Джек был умственно грамотен, но за обычную школу нужно выкладывать наличные, а Сэм на всём экономил. К тому же за учёбу в школе дураков Джек, вернее Сэм получал денежное пособие. А в целом не так уж всё было и плохо: Джек жил, а это самое главное, пусть в не богатой, но дружной семье. Отец успешно косил под инвалида, естественно за деньги, старшая сестра Джулия оптом и в розницу торговала прелестями своего тела и тоже была не в накладе, но лучше всех чувствовала себя мать Джека. Она лежала недалеко на кладбище у церкви Всех Апостолов и денег не требовала.
Поговорив несколько минут с матерью, Джек направился на своё рабочее место. Скривив на лице плаксивую рожу, тело и так вызывало сострадание, Джек протянул руку. Несколько раз кашлянул. Последнее время голос не слушался и хуже всего настраивался. Правдоподобно жалобить становилось сложнее, мужские гормоны росли, как на дрожжах, голос грубел, традиционное желание поднималось. Для верности, вылавливая нужный тембр, Джек покрутил на животе пуговицу.
— Подааайте. Кх-кх-кх. Подааайте, — протянул Джек, в третий раз кое-как получилось. — Подааайте.
К Джеку подбежали две одинаково хорошо одетые девочки Моника и Моника. Они родились друг за другом такими хорошенькими, что родители назвали их одинаковыми именами. От них пахло девственностью и сладкими карамельками.
— Эй, эй, — послышался грубый женский окрик. — Не подходите к нему он грязный, вшивый, больной.
Горизонт заслонила тучная гувернантка, привязанная к длинной, чёрной таксе. Собака подняла ногу, но так как ближайший куст отполз в сторону, а отвязывать таксу по инструкции категорически запрещалось, связка дружно метнулась вдогонку.
— Покажи, — указывая Джеку ниже пуговицы, сказали Моники, — Получишь вот эту денежку.
Джеку так нужна эта бумажка, она для него лучше любой охранной грамоты, а для почина милостыни, так важна. Поэтому, не раздумывая, он показал.
— Я же тебе говорила, — сказала Моника другой Монике. — У твоего Стива с гулькин нос, а тоже хорохорится.
— Да, ты права, — ответила Моника другой Монике. — Не буду больше с ним дружить. Он обманщик.
— Может, вы будете со мной дружить? — с надеждой спросил Джек.
— Фу-у-у, простолюдин, замарашка. От тебя пахнет помойкой.
Возвратилась такса с привязанной гувернанткой. Джек так и остался стоять с опущенными штанами, но воспитательница хороших манер была занята любовными воспоминаниями, поэтому ничего не заметила.
Сегодня, как и всегда закат ничем не удивил, его просто не было. Из грязного неба заморосил дождь, разбавляя вечернюю прохладу привычной сыростью. Искривлённый улочками город в это время вымирал; бедный люд, сидя в убогих каморках, хаял богатый люд, последние, греясь у каминов, в отместку хаяли первых, за то, что они плохо трудились. Так обычно продолжалось до утра с небольшим перерывом на сон. Но сегодня что-то случилось: забыв о сне, о неприязни друг друга, о делах, — люди суетились туда-сюда, словно что-то потеряли. Да и город преобразился, расклеенный вдоль и поперёк плакатами, на которых была изображена ужасная рожа (мужская), а под ней надпись «тому, кто поймает и передаст правосудию, 5 тысяч наличными». Речь шла о голове. Какой может быть сон, когда речь идёт о таком состоянии. Люди искали; смотрели друг на друга, ещё раз всматривались в лица друзей. Не похож ли на того. Смотрелись сами в зеркало. А вдруг.
Разбогатевший, а значит и счастливый Джек возвращался домой. Милостыня спрятана в надёжное место, в желудке лежит сытный рогалик, в голове теплится надежда на глубокий сон. День прожит ни зря.
Джек вдруг заметил, что его куда-то несет; он летит, не касаясь земли, затем, словно в водовороте его крутит, как юлу и несёт обратно. С этим ничего нельзя поделать, людское течение распирает во все стороны. И вот он уже взлетает вверх, сильная рука поднимает его и гвоздит к стене.
— Смотри, похож! — гремит бас. — Башка такого же размера. Он!