Хорошо сказано было про «кровного коня» Алексеем Алексеевичем Брусиловым, генералом-от кавалерии. Можно было и к Микулину Владимиру вполне сказанное приложить. А вот к Буденному — никак. В «Заключении» Буденного, которое было тут же в книге опубликовано, были такие строки:
«ЦКИ не считает нужным отдавать преимуществ одной подвижности перед другой, а определяет их как равноценные элементы одной и той же подвижности».
Суждения Микулина в книге он характеризовал как односторонние и преждевременно обобщенные. О системе скармливания фуража, предложенной Микулиным, Буденный говорит так: «Вопрос о кормлении (коней — Е.Д) в две дачи не находит теоретических обоснований». Резолюция «Заключения» Буденного весьма обширна и однозначно отрицательная: «Производство опытов в строевых кавчастях по инициативе самих частей, затрагивающих в корне тот или иной вопрос кавслужбы, не согласованный с уставом, надо считать опасным и недопустимым».
Уже в 1927 году Буденному было ясно, что Микулин рядом с ним существовать не должен, что это сосуществование «опасно и недопустимо» для его, Буденного карьеры, но реализовать свое глубокое неприятие этого популярного военспеца, который посмел хотя и косвенно, но поставить под сомнение квалификацию Буденного, Семен Михайлович смог только в 1937 году. Почему? Что помешало? Ответа у меня на сей вопрос нету, хотя по логике вещей тот, кто посмел по служебному долгу и велению совести поднять руку на почти всевластного легендарного (вымышленного) «хозяина кавалерии», кто в конце книги осмелился написать такие слова: «И раскаленным железом жжет мозг мысль: «да стоит ли работать при таких условиях?», — был уже обречен, и не мог этого сам не сознавать. Однако и он решал по-своему дилемму «Дациаро». И выбрал решение самоотверженное.
Вот, что еще писал Микулин в последних страницах своей небольшой книги:
«Утешением может явиться лишь сознание, что всякая новая мысль переживает обычно три фазиса. И если в первых двух она встречает возражения и несогласия, то зато в последнем про нее говорят: «Да кто этого не знает?!». Поэтому от всей души желаю нашей коннице, чтобы все вопросы, касающиеся ее подготовки и употребления в дело, попали бы возможно скорее в третий фазис».
Написал в этой книге Владимир Иосифович Микулин и свой комментарий к «Заключению» С.М. Буденного, обозначив причину встречающихся у Буденного противоречий:
«Причина всех этих противоречий «Заключения» приходится считать узкотеоретический подход его, далеко не всегда достаточно обоснованный, невзирая на внешнюю видимость обоснования… Можно лишь сожалеть о том, что даже широкая междуведомтсвенная проработка «заключения» не позволила избегнуть в нем больших противоречий, менее всего способных содействовать той конечной цели, которой оно задалось — установить принципиальную точку зрения на все затронутые вопросы и тем помочь комсоставу конницы разобраться в них. Гораздо более вероятно обратное…».
Много «междуведомственного» народа пыталось угодить Буденному в составления убийственного для Микулина «Заключения», но все-таки, думается, вышло в конце концов не по-ихнему…
* * *
Еще двое сыновей Иосифа Александровича пошли по военной стезе. Окончив Кадетский корпус в Петербурге и затем Михайловское Артиллерийское училище унтер-офицер Александр Иосифович Микулин (1894–1922), с начала I Мировой войны отправился на фронт и принимал участие в боевых действиях русской артиллерии. В 1915 году он попал под немецкую газовую атаку, в которой использовался хлор. В результате газовой атаки в битве при Ипре в течение нескольких минут погибли около 6 тысяч человек. Александр был еле жив и вскоре комиссован. Революцию встретил в Одессе — жил с матерью и младшим братом Георгием. В 1920 году добрался до Болгарии, но уже через два года скончался, — здоровье его было совсем подорвано. Похоронен был в Софии на русском кладбище. Александру Иосифовичу исполнилось всего 28 лет.
Нестор Иосифович родился в 1902 году. Учился в пажеском корпусе в Петербурге, затем в кадетском корпусе и юнкерском училище в Одессе. В январе 1918 года юнкера Одесского пехотного училища, вместе со своими офицерами, были окружены в здании училища со всех сторон красногвардейскими бандами. Оказав им энергичное сопротивление, юнкера только на третий день боя, и то по приказанию начальника Училища, полковника Кислова, оставили здание одиночным порядком и группами, чтобы пробраться на Дон и вступить в ряды Добровольческой армии.
Кто из воспитанников не знал этих пророческих строк Великого князя Константина Константиновича Романова — К.Р…
Те, кто был помоложе, совсем еще мальчики, должны были следовать вместе с основным составом училища. В день эвакуации Одессы, 25 января 1920 года, только часть Одесского и Киевского корпусов успела, под огнем красных, погрузиться на пароходы. Среди них был и Нестор. Мальчиков эвакуировали сначала в Турцию. Потом точкой последней приписки стал Галлиполи — великое русской кладбище великой русской воинской чести.
Первые месяцы пребывания в Галлиполи ушли на отыскивание и оборудование жилья. Долгое пребывание целых частей, отдельных семей и лиц под открытом небом на мокрой или мерзлой земле, бесконечные хождения без сапог и обмундирования за продовольствием не прошли бесследно. Примитивные лазареты, возникшие в первые дни, наполнились больными. Начались эпидемии… Неумолимая и равнодушная смерть стала вырывать из обессиленных рядов Корпуса одного за другим недавних героев Таврии, Перекопа и Сиваша…
Девятнадцати лет юнкер Нестор Микулин умер от истощения и болезни в Галлиполи и был похоронен там совсем рядом с памятником русским воинам, закладка которого была совершена 9 мая 1921 года. По преданиям, на этом же месте были погребены русские пленные, перевезенные сюда во время Крымской войны в середине XIXвека.
Генерал Кутепов положил в основание памятника медную в свинцовом конверте доску с надписью: "Памятник сей заложен 9 мая 1921 года при Главнокомандующем, генерале П.Н.Врангеле, командире Корпуса, генерале от инфантерии А.П.Кутепове, по проекту архитектора, подпоручика Н.Акатьева. При закладке присутствовали… и т. д."
В постройке памятника принимали участие все: в том числе и мальчик-юнкер Нестор Микулин. Знал ли он, что строит и свою могилу?
Работали русские воины, разумеется, безвозмездно. Цемент, наполовину купленный, наполовину сэкономленный из французских отпусков на лагерное оборудование, был никуда не годным. Не было инструментов, получить их было тоже неоткуда. Делали инструменты сами из подручного материала — французских мотыг, случайно найденных кусков стали и проч. С этими и другими слесарно-кузнечными работами справлялись мастерские Технического полка. Сооружение двигалось вперед…
"Вот тогда-то, говорил автор и строитель памятника, — при виде этих бесконечных верениц людей, согнувшихся под своей добровольной ношей, седых стариков и малых детей с тихими и серьезными лицами приходивших на кладбище, — тогда мы и получили запас энергии и воодушевления на все время сооружения памятника".
Дети гимназии, малыши детского сада — все участвовали в общем деле, с музыкой несли они песок в своих ученических сумках.
16 июля состоялось открытие и освящение памятника, явившееся большим торжеством в жизни Корпуса.
…Выдалось яркое солнечное утро, почти весь Корпус собрался у кладбища. Стройным четырехугольником, со знаменами и оркестрами, окружили его части войск, участвовавшие в параде. В ограде — духовенство, почетные гости: местные французские и греческие власти, представители населения, дамы и дети. Во время богослужения протоиерей отец Феодор Миляновский взволнованно, со слезами на глазах, произнес слово. «Путник, кто бы ты ни был, свой или чужой, единоверец или иноверец, — благоговейно остановись на этом месте — оно свято, ибо здесь лежат русские воины, любившие свою Родину, до конца стоявшие за честь ее…», — и далее, обращаясь к присутствующим: «…Вы, крепкие, вы, сильные, вы, мудрые, вы сделайте так, чтобы этот клочок земли стал русским, чтобы здесь со временем красовалась бы надпись: «Земля Государства Российского», чтобы здесь всегда реял русский флаг…»