Этот стиль остался для меня с детства неким свидетельством о той реальности, где обитали несметные полчища видимых и невидимых, физических и духовных шакалов, жаждущих одного — богатой и дымящейся, уже готовой тризны: рек русской крови и погибающих в безбожии тысяч душ…
Шакалы отлично разбирались в духовном состоянии русского общества, в котором только святые да невидимые миру, по дальним углам схороненные подвижники все еще не уступали стихиям мира сего. В то время как «обычные» верующие православного вероисповедания люди, уверенно считавшие себя «несомненно благочестивыми», — были ли уже хотя отчасти на самом деле таковыми?
* * *
Жорж Жуковский родился и воспитывался в очень религиозной семье. Верующим, конечно, был и его отец — Иван Егорович Жуковский, но такого дара чистого и безоглядного доверия Богу, как у родителей его, он не имел. Однако разницу между его собственным духовным устроением и отцовским, ни он сам, ни Анна Николаевна, ни Егор Иванович не замечали. Меня, кстати, этот вопрос всегда особенно занимал…
Ведь не случайно в большой семейной переписке последней четверти XIX века мне не встретилось даже признаков беспокойства о сохранении подлинности и крепости веры, об угасании у кого-то жизни духовной, и даже вообще таких слов — «жизнь духовная» мне не встретилось. Не тревожились матери, не переживали отцы, да и сама молодежь думала ли о духовном состоянии своих сердец? Редкие люди умели посмотреть на жизнь глазами веры. Та же приснопамятная Анна Николаевна и ее супруг Егор Иванович, — поколением раньше, но кто еще?
Могут сказать: не обсуждали духовных тем в письмах и не тревожились, потому что… имели. Но что?
Думали, что детей вот читать молитвы с детства приучили, говеть раз в год тоже, Закон Божий преподавался и дома, и в гимназии — да вот и не все ли? Что еще-то надо? Духовных пороков или искажений веры замечать не умело и большинство пастырей, не то, что родители. Тем более, что тогда редко у кого были постоянные духовники — таковыми считались священники своего прихода, — по «месту жительства», а это вовсе не гарантировало глубокой, внимательной и строгой работы над душами пасомых. Священство в массе своей было не готово вести души день за днем, тем более что исповедь была делом крайне редким, у большинства — раз в году, перед Пасхой.
Для сравнения — в великих русских монастырях послушники и монашествующие к старцам ходили ежевечерне, где открывали духовно опытным старцам свои помыслы, движения сердца, вопрошали советов в трудных обстояниях жизни день за днем по самым мельчайшим поводам.
Даже мы, приобщившиеся к церковной жизни в 80-е или 90-ые годы XX века у исповеди бывали чуть ли не еженедельно (хотя причащались раз в две недели), а некоторые и чаще. Надо ли говорить, что человек, так живущий, довольно скоро приучался следить со вниманием за каждым своим словом, движением сердца, научался видеть свои грехи, оценивать состояние своей души в истинном свете…
Некоторые, как Анна Николаевна или Егор Иванович обращались к монастырским старцам за духовным советом. Егор Иванович постоянно окормлялся у старца, фактически жил в послушании. Но таких людей во всей Руси великой было совсем и не много. Хотя уж тогда-то было к кому в России обращаться за духовным советом, — великий сонм святых богосных старцев-духовников…
* * *
Ольга Гавриловна, мать Жоржа и Машуры, слыла очень религиозным человеком. Она любила привечать странников и калик перехожих. Они угощались у нее чаями, пели духовные канты, а за стеной в гостиной брат Александр Гаврилович разыгрывал классические сонаты — он был прекрасный пианист. Интересный духовно-эстетический сплав имел место в этом доме старинном помещичьем доме… Он сочетал в себе не только любовь ко странникам и блаженным с отменной европейской образованностью членов семьи, но и глубокую англоманию в стиле жизни, в воспитании детей, в манерах, в мелочах быта, со всей ее эстетической, нравственной и даже религиозно- пуританской по духу складкой жизни. И все это при усердном следовании правилам православного благочестия.
Теща Ивана Егоровича — Мария Александровна НовикОва, мать Ольги, была из рода старинных дворян Киреевых — близких славянофилам и больших поклонников всего английского, состояла в браке с адмиралом Новиковым, сподвижником Нахимова в обороне Севастополя. Овдовела Мария Александровна рано. И вскоре открылось, что супруг адмирал был ей всю жизнь неверен и вообще вел довольно бурную жизнь. Потрясенная Мария Александровна решила что надо, как тогда выражались, замаливать грехи покойного мужа…
Словечко это, залетевшее в Россию из католической Европы, как-то быстро вошло в широкий обиход в России, но смысл его для православного человека был весьма сомнительным. Православная Церковь никогда не призывала своих чад к «замаливанию» грехов, но к покаянию и исправлению греховной жизни. И об усопших благословляла соборную и келейную молитву, посильные жертвы на канунные столики в храмах… Умели на Руси дети и сугубые жертвы приносить за усопших родителей: уходили в монахи ради спасения души своей и не только отцовской, но всего рода, брали на себя молитвенные обеты, налагали сугубые посты, совершали трудные паломничества, как бы усиливая своим собственным трудом свои молитвенные прошения за нуждавшиеся в помощи души усопших. Ибо «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин.15:13).
Мария Александровна решила «вымаливать» душу супруга с помощью своих дочерей, оставив всех троих незамужними девицами, а самую лучшую — здоровую и красивую, отдав в монастырь. Этой лучшей была средняя Ольга — старшая сестра была горбата, а младшая как-то мало развита. Олю стали готовить к монашеству, одновременно не отменяя и воспитание в строго английском ключе.
Что-то нарочитое, несколько жестокое даже, сковывающее богоданную свободу человека было в этой жертве Богу «не из собственной кожи», как сказала бы блаженная мать Екатерина, знаменитая старица Пюхтицкого монастыря, духовная дочь святого Иоанна Кронштадтского, а за счет властного утеснения жизни кого-то другого. Мать Екатерина Пюхтицкая была прозорлива, очень сильна в молитве; юродствуя, бегала она зимой по полям ночами напролет в одних вязаных носках, и вообще никогда не носила кожаной обуви, говоря, что подставлять под испытания и страдания надо свою кожу, а не чужую.
Велика сила обетного слова, данного Богу! Как гулкое эхо гремит оно по всей вселенной. Каждый помысел наш и вздох, не то, что обещания, записывают Ангелы в книги, которые разомкнутся в последний день и будут нас судить… А до того будут менять рисунок судьбы, если и не препопределяя ее, то таинственным образом участвуя в плетении узора жизни…
Господь управил ход событий по-Своему: Ольга встретила Ивана Жуковского, они полюбили друг друга, и, чтобы уговорить мать отказаться от обета, точнее, получить теперь уж духовно авторитетное разрешение от него, ибо страшное дело давать Богу обеты и не выполнять их, — пришлось обращаться к одному из Оптинских старцев.
Марию Александровну в конце концов уговорили: брак Ольги с Иваном состоялся. Бог благословил молодоженов двумя детьми — Машенькой (1881–1944) и Георгием (1884–1905). Но какая-то горестная тень отчего-то легла и на сам этот брак, и на судьбы детей: Жорж, как мы знаем, отданный отроком в Морской Корпус, очень тосковал по дому, чувствуя, что к иному был призван в этой жизни, но тем не менее до конца исполнил свой долг, приняв свою героическую и мученическую кончину в Цусимской битве. Как знать: его ли это был путь?
А Мария — хотя и вышла все-таки замуж, овдовев, она приняла постриг в монашество. Потомства у них с мужем не было. Линия жизни и этой ветви Жуковских, а так же и рода Новиковых пресеклась с кончинами Марии и Георгия…
* * *
К сожалению, я не много знаю о внутренней молитвенной жизни обитателей Нового Села (имения покойного Ивана Егоровича). С московскими Жуковскими новосельские жители всегда хранили добрые семейные отношения, но была разница в духе двух домов. У Жуковских всем всегда было хорошо: тепло, просто, уютно. Здесь царила искренность и старинное добродушие В Новом Селе все было поставлено на действительно аристократическую ногу, манеры были чопорными, но подчеркнуто ласковыми, однако приезжавшим погостить или помочь ухаживать за маленькими Жоржем и Машурой в Новое село Жуковским было там всегда немного зябко. Страннолюбие Ольги Гавриловны несомненно было похвально, но Анне Николаевне, пожилой матери семейства Жуковских часто негде было взять 10 рублей, чтобы приехать из Орехова к больному и тоскующему вдали от семьи Егору Ивановичу. Как это часто случается в жизни, Новосельские жители были сколь богаты, столь же и, увы, скуповаты. Даже обещанная младшей сестре Вере помощь в подготовке приданного от Ивана Егоровича так никогда и не подоспела…