Тем временем смрадное дыхание хлыстовства и шире — «неохристианства» уже давно носилось в воздухе в кругах Петербургских властителей дум…
* * *
…Был у Александра Блока преданный друг Евгений Павлович Иванов, человек, считавший себя учеником Мережковского и Розанова, и потому, вслед за ними ступивший на роковые стези «неохристианства». Однажды Евгений Павлович сообщил в письме Блоку, о некоем собрании, где собираются «Богу послужить, порадеть, каждый по пониманию своему, но «вкупе»; тут надежда получить то религиозное искомое в совокупном собрании, чего не могут получить в одиночном пребывании. Собраться решено в полуночи … и производить ритмические движения, для… возбуждения религиозного состояния. Ритмические движения, танцы, кружение, наконец, особого рода мистические символические телорасположения».
На том собрании присутствовали Вячеслав Иванов, Бердяев, Ремизов, Венгеров, Минский с женами, Розанов с падчерицей, Мария Добролюбова, Сологуб… Гости сидели на полу, погасив огни. «Потом стали кружиться», — сообщал Е. Иванов, подчеркивая ключевое слово. «Вышел в общем котильон». Потом Вячеслав Иванов («только благодаря ему все могло удержаться») поставил посреди комнаты «жертву», добровольно вызвавшегося на эту роль музыканта С.: «блондина-еврея, красивого, некрещеного». Он был «сораспят», что заключалось «в символическом пригвождении рук, ног». После имитации крестных мук «(Вячеслав) Иванов с женой разрезали ему жилу под ладонью у пульса, и кровь в чашу…». Кровь музыканта смешали с вином и выпили, обнося чашу по кругу; закончилось все «братским целованием».
Такие собрания, сообщал Е. Иванов, «будут повторяться»…
О подобных экспериментах и Михаил Пришвин свидетельствовал в набросках к неоконченной повести: «Это был вихрь и готовность на всякие опыты (Ремизов, Блок, Кузмин). Собрались для мистерии. На всякий случай надели рубашки мягкие. Сели — на квартире Минского; ничего не вышло. Поужинали, выпили вина и стали причащаться кровью одной еврейки. Розанов перекрестился и выпил. Уговаривал ее раздеться и посадить под стол, а сам предлагал раздеться и быть на столе. Причащаясь, крестился. Конечно, каждый про себя нес в собрание свой смешок (писательский) и этим для будущего гарантировал себя от насмешек: «сделаю, попробую, а потом забуду».
Пышным цветом распускалось на Руси в 1905–1907 и последующие предреволюционные годы это «неохристианство». Страшный соблазн — обновлять христианство, подстраивать его под сиюминутную жизнь, под испорченные вкусы испорченных людей, Вечность под время, Божие под изувеченное грехом человеческое… Эта была адская бездна, буквально засасывавшая в себя легкомысленные души.
Дивное чудо человек — творение Божие, принадлежащее сразу двум мирам — земле и Небу, вещественности (ибо из праха земного сотворен человек) и духу (благодаря вдуновению Божию во уста сотворенного из праха земного Адама), и не во взаимодействии ли этих двух «составов» в тех или иных соотношениях пребывающих в человеке, сокрыт ключ к ответу на вопрос, который апостол Павел задавал ученикам: «Себе искушайте, аще есть в вере, себе искушайте. Или не знаете себе, яко Иисус Христос в вас есть? Разве точию неискусни есте» (2 Кор. 13:5). Но что значит, «неискусни»?
Неискусни, толковал эти строки святитель Феофан Затворник Вышенский, — значит, не выдерживаете пробы: «кто или в вере храмлет, или в жизни по вере слаб и скуден». Но что значит «в жизни по вере слаб и скуден»? А на этот вопрос отвечал Сам Господь, предостерегая христиан о одной самых разрушительных опасностей — надежде прожить жизнь в промежуточном духовном состоянии, в той самой «теплости», о которой говорит Ангелу Лаодикийской церкви Аминь: «Знаю твои дела; ты не холоден, ни горяч: о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тёпл, то извергну тебя из уст Моих» (Отк. 3:15–16).
Но чем опасна эта «тёплость»? В дерзкой самостийности человека по отношению к Богу, в которой он сам себе облегчает постулаты веры, приспособливает «под себя» и свою мирскую испорченность Божественные Заповеди.
Эта половинчатость, нерешительность, вечные сомнения, эта духовная «промежуточность», «недогруженность», межеумочность человека всегда вели к уклонениям с заповеданного Господом узкого пути. А другие пути вели в бездну — «на страну далече» (Лк. 15:13), к удалению от Христа. Потому что не в пустоте пребывают души «теплых», а в вольном «перебираний верований», в самовольных фантазиях и исканиях легких путей… к святости и радости, минуя Голгофу и Крест, в попытках подправлять заповеданный Евангелием и святыми отцами путь, само вероучение Матери-Церкви…
«Кто не со Мною, тот против Меня; — предостерегает Христос, — и кто не собирает со Мною, тот расточает. Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, — и бывает для человека того последнее хуже первого» (Лк. 11:23–26).
Не хотели «собирать со Христом», что для христиан есть жизнь в постоянном, до гробовой доски высоком духовном напряжении, в покаянном и сокрушенном духе, в жесточайшей строгости к самому себе, со Христом и со Крестом, но хотели жить и веровать по-своему, вольготно и к р а с и в о, пребывая в духовном сластолюбии, услаждаясь эстетической стороной христианства (да христианства ли уже?!), забывая о том, к а к обретается каждая капля этой исполненной в жизни этики, что путь к ней лежит исключительно через Крест…
Не хотели искать послушания Богу, хотели жить по своей зараженной грехом и недомыслием волюшке, «творить», выдумывать и чудить, плодить кумиров, к тому же Церковью не благословленных, и вот все эти язвы всеохватно поразили русское общество накануне революционной катастрофы. Большинство при этом было уверено, что здорОво, а потому и пребывали в «пагубной самоуспокоенности», забыв и эти, и другие Божии и апостольские предостережения: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1Кор. 10:12)…
* * *
В то самое время и нашла Вера протекцию к известному сектоведу и народнику, несомненному атеисту Александру Степановичу Пругавину. Исследователи и публикаторы воспоминаний о встречах Веры Александровны с Г.Распутиным, написанных ею и опубликованных в 1924 году, ошибочно называют Пругавина (а именно он ввел ее к Г. Распутину) то родственником (никакое даже дальнее родство с Пругавиным тут места не имело и иметь не могло), то указывают на Николая Егоровича Жуковского — Вериного дядю, который, якобы, дал ей рекомендацию к Пругавину. Ошибка на ошибке… Никакой не Николай Егорович, а директор Пушкинского дома Нестор Александрович Котляревский пришел на помощь Верочке — ведь он был братом Ольги — супруги Иосифа Александровича Микулина — родного брата отца Веры — то есть приходился ей дядей. Он хорошо знал Пругавина и написал ему записку, с которой Вера и отправилась на беседу…
Вообще надо сказать, что Вере Александровне не везло с историками, а они-то спустя чуть ли не столетие налетели на нее, когда со всей очевидностью стал вопрос о канонизации Царской семьи, расстрелянной большевиками в 1918 году в подвале Ипатьевского дома. Вопрос о церковной канонизации, естественно повлек за собой рассмотрение многих обстоятельств и лиц, приближенных к Венценосной семье. Первым камнем преткновения стал Г. Распутин. Вокруг этой загадочной фигуры в 2000 году разгорелась нешуточная политическая борьба (не ослабла она и сейчас). В один миг Григорий Распутин вновь стал одной из самых «публичных» фигур: для одних он олицетворял и православность, и святость и народность, и патриотический настрой Императора и Императрицы. Для других — ничуть не менее чтивших Царя-мученика, Распутин стал олицетворением всего того, что привело Царскую семью к гибели. Рассматривать же инсинуации врагов династии мне здесь вовсе не хотелось бы…