— Ух ты! — восхитилась я. — А можно потрогать?
— Лучше не надо, — он убрал эту штуку обратно. — Мало ли? Ну, сама понимаешь.
Я не понимала, но пожала плечами и вернулась к работе.
Закончив со стиркой, развешала бельё и пошла готовить обед. За продуктами отправилась вместе с Демиром, он показал, что здесь можно брать и где оно лежит.
— И ещё одно, — приподнял мурадец крышку бочки в углу. — Здесь капитан хранит своё питание. Без разрешения не трогай.
Изнутри потянуло холодком. Взгляду открылись кожаные бурдюки и множество кусков льда. Сразу же захотелось освежиться, ведь от жары я уже перегрелась. Но трогать ледышки, обкладывающие сосуды с кровякой не хотелось.
— Учти, этот лёд заколдованный, — продолжил матрос. — Он месяцами не тает, потому если проглотишь хоть кусочек, плохо тебе будет.
Я испуганно кивнула, отчетливо представив движение жутко холодного кусочка по кишочкам…
— Вот в этой бочке лёд такой же, — он поднял вторую крышку. — Здесь мы храним скоропортящиеся продукты, нормальные. Молоко, парное мясо, рыбу.
Ага, всё вместе. Видимо, для аромата.
Перед готовкой решила переплести волосы нормально, чтобы ни одной волосинки не попало в еду, так что сходила обратно в каюту и достала гребешок. Взгляд царапнула клятая тахта. Она так разительно выбивалась из получившейся обстановки, что я не выдержала: содрала с неё плед и пошла выбивать.
Я ещё не закончила с обедом, когда проснулся Войко — ступени грузно прогнулись одна за другой под его шагами. Старпом сразу заметил платок на моей голове. Я поблагодарила его, а он посмеялся, назвав Радека прохвостом.
— Ух, а чем так пахнет? — с нарождающейся улыбкой спросил богатырь.
— Я пирожки пеку. С мясом. Будете?
Старпом удивлённо на меня покосился, потом обвёл помещение взглядом и засмеялся.
— Вот так рыжик. Ты и здесь красоту навела? Ай, да хозяюшка!
Я смутилась и покраснела. Чего особенного-то? Прибралась да поесть сготовила. Дома меня за такую ерунду никогда не расхваливали.
— Ну, если Рихард мне ещё что-то скажет… — покачал он головой, надкусив пробный пирожок.
— Что скажет?
— Да так, ничего.
Я вздохнула и отвернулась к печке.
Понятно, вампир считает меня бесполезной. Да и наплевать. Ему угождать я точно не собираюсь. Вещи, конечно, всем стирать буду. Ну, а есть мою стряпню он всё равно не станет. Или станет? Вампиры точно ничем, кроме крови не питаются? В трактире он только пиво заказывал, но не знаю, глотнул ли хоть раз по-настоящему.
Ладно, скоро выясню.
Брр, я живу в логове упыря. Кошмар какой… Так, не отвлекаемся, пирожки пригорят. Здесь все, кроме него, нормальные ребята. По ночам бодрствовать я не собираюсь, так что видеться с моим новоиспечённым опекуном придётся только вечерами. Или мне следует звать его хозяином? Нет, вот это точно ни за что.
За обедом меня все нахваливали, так что щёки от смущения раскалились как стекло масляной лампы.
После обеда я взяла рубель и занялась высохшей одеждой.
Потом собралась готовить ужин.
— Ты суп с клёцками варить умеешь? — вопросил Войко.
— Конечно, — кивнула я. — Но супы обычно на обед подают.
— Да какая разница, давай сварим. Сто лет нормальных клёцок не ел. Самим-то нам разготавливать некогда, а в забегаловках их либо не подают, либо разваренные.
— Значит, сварим суп с клёцками. Пойду за мукой.
Мы завели тесто. Вместе дело шло быстрее и веселее.
Глава 2. Рихард фон Шнайт
На закате я проснулся с противным ноющим чувством в трапециевидной, дельтовидной и грудных мышцах — всём мясе, которое пострадало от клыков бешеного волчары. И, похоже, бешенство от него я-таки подцепил.
Сразу же почувствовал присутствие Ярочки: девчонка доедала суп наверху, то и дело поскрипывая башмаком о прогибающуюся доску. В её разуме мелькали яркие радостные образы прожитого на корабле дня. Я не стал их рассматривать. Чужие воспоминания о солнечных днях иногда приятны, но только пока не вспомнишь, что уже почти век живёшь во тьме и никогда не увидишь солнца воочию. Да и вообще, сейчас мне слишком хреново, чтобы чему-то радоваться.
Я поморщился и перевернулся на бок, от чего стало паршивее.
В кромешной темноте даже вампир не видит ничего, кроме магических флюидов и жизненного тепла, так что масляную лампу я скорее нащупал. Высеклась искра, запалившая фитиль. От резанувшего по глазам света я поморщился и ещё с полминуты не мог проморгаться: чувствительность зрачков не снижалась. Плохой признак. Распустив завязки на вороте, стащил рубашку и с омерзением покосился на плечо.