Встреча с Тельманом произошла неподалеку от Дома Карла Либкнехта. Стены домов пестрели предвыборными плакатами, в темноте вспыхивали щиты, на которых «публиковались» электросветовые «сводки» хода голосования. Возле щитов с утра до позднего вечера толпились люди, что-то оживленно комментируя, о чем-то споря. Каково же было удивление Хитарова, когда в толпе, ожидавшей очередной сводки, он увидел Тельмана.
Мы подошли к нему. Поздоровались. Хитаров представил меня: «Русский товарищ Александр, едет в Париж».
Тельман улыбнулся и молча сильной рукой рабочего сжал мою руку.
Я пристально вглядывался в обветренное озабоченное лицо Эрнста Тельмана. Крупные черты лица. На голове — фуражка с твердым околышем и козырьком, хорошо знакомая нам по фотографиям. Широкие плечи. Крепкая, коренастая фигура.
Хитаров спросил:
— Почему ты на улице?
Тельман насупился.
— Не могу я уподобиться этим трусливым адвокатам. — Тельман имел в виду оппортунистов Рут Фишер и Маслова… — И вчера и позавчера я говорил с делегатами от рабочих. Они собираются в пивных залах. Друзья проводят меня к ним. И сейчас я пойду на встречу беспартийных рабочих с коммунистами. И снова буду выступать. А как же иначе?
Хитаров стал убеждать Тельмана:
— Береги себя, дорогой…
— Хорошо, я буду осторожен, юноша.
И затем, повернувшись в мою сторону, усмехнулся:
— У русских, кажется, есть такая поговорка: «Не так страшен черт, как его малюют!»
Хитаров перевел мне слова Тельмана. Я попросил его передать Тельману, что русские комсомольцы желают ему успеха.
Тельман крепко обнял нас и по-русски сказал:
— Привет Москве!»
Дружба Рафаэля с Эрнстом Тельманом продолжалась и тогда, когда Хитаров окончательно перебрался в Москву и стал секретарем Исполкома КИМа. Во всяком случае, в дни VI конгресса Коминтерна и V конгресса КИМа их не раз видели вместе…
Гигант с широченными плечами и круглой выбритой головой и стройный молодой человек с шапкой волнистых черных волос. И оба в форме красных фронтовиков — в пепельно-серых костюмах, перетянутых желтыми ремнями.
Кстати, Рафаэль был одним из самых убежденных и энергичных помощников Тельмана по созданию «Рот фронта» — Союза красных фронтовиков — и его молодежного резерва «Ротен юнгштурм».
Почти пять лет своей жизни отдал Рафаэль Хитаров борьбе за победу пролетарской революции в Германии.
В апреле 1925 года он знал, что доживает в Германии последние дни, так как уже было принято решение о вызове его в Москву для работы в Исполкоме КИМа.
Тем не менее он с присущей ему тщательностью и увлеченностью готовился к докладу о положении и задачах германского комсомола, который должен был сделать 23–24 мая на Всегерманской конференции КСМГ в Магдебурге.
Заключительное заседание конференции превратилось совершенно неожиданно для Раффи в торжественные проводы геноссе Рудольфа в Советский Союз.
Председательствующий, прежде чем закрыть конференцию, взял слово:
«Нас покидает товарищ, — взволнованно начал он, — почти пять лет назад посланный к нам для работы Российским союзом (молодежи) и все это время принимавший участие в нашей работе. Я думаю, что выражу ваше общее пожелание, благодаря его за работу. Он начал работать в низах организации, работал в рудниках, и рурские товарищи еще, вероятно, хорошо помнят его. Он быстро завоевал доверие товарищей и на хемницком съезде (Коммунистического союза молодежи Германии) был избран в Центральный Комитет. Долгое время он руководил оргсекретариатом ЦК, особенно в трудное для нас время нелегального положения, а в последнее время он направлял профсоюзно-экономическую работу союза. Во время дискуссии о партийной тактике у нас были острые разногласия с товарищем Рудольфом. И то, что мы, серьезно выступавшие против него, можем сказать, что он — деловой работник — и каждый работавший с ним подтвердит это, — является лучшим доказательством того, что он действительно верно и ревностно, не ради личных и иных выгод выполнял свою работу. Мне кажется, что доверие, завоеванное товарищем Рудольфом, является показателем того, как мы должны работать. Оно означает еще большее. Оно говорит о том значении, какое имеет совместная борьба русского и немецкого союзов. Я думаю, что мы остро почувствуем отсутствие товарища, в течение пяти лет проработавшего с нами в труднейших условиях и теперь возвращающегося в Российский союз. ЦК предлагает избрать товарища Рудольфа почетным членом союза. (Громкие, продолжительные аплодисменты.) Мы никому еще не оказывали такой чести, и это высший почет, который союз может оказать. Мы все будем рады, если товарищ Рудольф вновь вернется к нам. Мы желаем КИМу, чтобы товарищ Рудольф и в тех странах, куда его пошлет Интернационал, работал с таким же успехом, как он работал у нас. Еще раз благодарим его за все то, что он дал нам, что он дал нашему комсомолу. (Громкие аплодисменты.)».
Вот этого товарищ Рудольф совершенно не ожидал. Он знал, конечно, что на VI съезде РЛКСМ, отпуская на учебу вожака своего Петра Смородина и одного из руководителей ИК КИМа, Оскара Тарханова, делегаты единодушно избрали их почетными комсомольцами. Но ему казалось, что он-то, работая по поручению Исполкома КИМа в Германии, выполнял честно, как подобает каждому большевику, то, что должен был делать. Только и всего!
Сидя в президиуме, он вглядывался в лица девушек и парней, заполнивших места в зале. Почти каждого он знал лично, как товарища по борьбе.
И он встал:
— Большую честь, оказанную мне, я принимаю не на свой счет, — голос Хитарова предательски дрогнул. — Все то, что я делал, идет в счет того союза, который дал мне политическое воспитание… В течение нескольких лет мы работали в мире. Мы много сделали. Германский союз приобрел богатый опыт. Не на основе одного факта, а учитывая весь процесс развития (коммунистического движения) Германии, можно твердо сказать, что немецкие товарищи понимают теперь значение большевизма. Слово «большевизм» перестало быть пустым звуком для германской партии. Работать по-большевистски — вот нынешняя цель каждого немецкого коммуниста, стремление всей партии и союза молодежи. Это самое ценное из того, что я смогу передать Российскому комсомолу.
Я расскажу русским товарищам, как вы прекрасно работаете, как вы хорошо поняли, что большевизм — не только русская, а интернациональная школа ленинизма. Я скажу им, что немецкие товарищи с гордостью заявляют ныне: мы хотим стать твердокаменными большевиками и, только будучи ими, победим. (Бурные, несмолкающие аплодисменты.)
В этой короткой речи весь Хитаров. Ни слова о себе, если исключить критику собственных ошибок, высокая оценка деятельности своих немецких товарищей и четко сформулированная «сверхзадача» — дальнейшая большевизация КСМГ. Предельная скромность и страстная революционная требовательность к себе самому и к своим соратникам по борьбе.
Тут полезно напомнить, что именно в 1925 году ЦК РЛКСМ организовал ряд поездок зарубежных молодежных делегаций по Советскому Союзу. Молодые рабочие из разных стран получили возможность увидеть жизнь Страны Советов, убедиться в преимуществах социализма перед капитализмом, завязать прочные дружеские интернациональные связи с советскими комсомольцами. Они разнесли по всему миру правду о «страшной большевистской России», в которой каждый честный пролетарий чувствовал себя как в родном доме.
В то же время их свидетельства разрушили ложь и клевету, распространяемую буржуазными идеологами и их социал-реформистскими подпевалами, отрицавшими успехи строительства социализма в СССР.
В мае 1925 года Хитаров был избран заместителем председателя делегации РЛКСМ в КИМе и назначен заведующим организационным отделом Исполкома.
Подытоживая деятельность комсомола Германии за эти годы, Исполком Коминтерна молодежи отметил: «В Германии наш комсомол первым, еще до опубликования «Открытого письма» Коминтерна, осудил курс Рут Фишер. После «Открытого письма» комсомол со всей энергией защищал линию Коминтерна и партийного большинства. Наш германский комсомол принимал горячее участие в ликвидации ультралевого кризиса в Германии. Комсомол также всегда боролся против правых внутри Коммунистической партии Германии. Германский комсомол принимал горячее участие в практической партийной работе и энергично поддерживал партию в избирательной кампании».