Останавливают машину, выходят. Александр Максимович поднимает вверх голову, смотрит, как плывут над поседевшей от пыли степью белые облака. Пьяняще пахнет полынью. Где-то монотонно стрекочет кузнечик…
Сначала Ерохин не обратил внимания, что Александр Максимович опирается на палку при ходьбе, думал, носит, как обычный сувенир из Крыма или Кавказа. Но, внимательно приглядевшись, заметил, что он как-то необычно держит голову, спросил, что с ним.
— Да вот здоровье подкачивает. Трудно поворачивать голову, а с палкой мне легче ходить…
Они уже подошли к шахте. Понимая, как нелегко передвигаться в лавах, где иногда приходится и ползти, Степан Федорович стал отговаривать Бойченко спускаться в шахту.
— Все это я знаю, — твердо ответил Александр Максимович. — Только хочу сам посмотреть на условия работы и поговорить с молодежью…
Ерохин тогда не знал и не мог себе представить, какой тяжелой была болезнь Бойченко и каких нечеловеческих усилий стоило ему спуститься в забой.
Под землей Александр Максимович беседовал с молодыми забойщиками, крепильщиками… А когда настал вечер, в окружении молодежи шел в клуб. Где-то бренчала гитара, слышалась девичья песня. Сначала было комсомольское собрание, посвященное ходу работ на шахте. Комсорг дал слово Александру Максимовичу.
— Хорошо работаете, товарищи шахтеры, — сказал он негромко. — Комсомольские бригады перекрывают график. Так, как это было сегодня. Но немало надо еще сделать, чтобы наша молодежь жила и трудилась еще лучше. И она, эта молодежь, верю я, все сама сделает, — своими руками… Разговаривал я сегодня в забое с одним комсомольцем с Черниговщины. Так этот хлопец фильм видел — «Землю» Довженко. Страшно понравились ему там сады, потому что они такие, как в его родном селе. И яблоки там такие ж красивые, как у них дома… Я и подумал, вот такие бы сады вам, в Донбасс! И верю, что вы их скоро посадите.
Все горячо зааплодировали.
Потом Бойченко побывал на репетиции «Наталки-Полтавки» в комсомольском театре, зашел в общежитие, рабочую столовую, где очень похвально сказал о борщах и кашах. Ой интересовался, казалось бы, незначительными подробностями жизни и труда горняков.
На совещании в горкоме, где присутствовали секретари шахткомов комсомола, Александр Максимович сказал:
— Надо молодежи откровенно говорить о трудностях, чтобы она лучше представляла, что ее труд необходим для Родины. И чтобы она эти трудности смелее преодолевала… Чтоб дать стране больше угля, успешно справиться с поставленной партией задачей, надо повседневно улучшать условия жизни и труда шахтеров, делать молодежь кадровыми горняками…
Помощь со стороны ЦК Компартии Украины ощущал постоянно. Ежедневно с кем-то из секретарей обсуждались комсомольские дела: быт рабочей молодежи, заработная плата, школьные проблемы… Словом, все, чем жил комсомол.
К его словам и советам внимательно прислушивались. Он уже был первым секретарем ЦК комсомола и членом ЦК партии Украины. Он много ездил по республике, немало знал и умел всегда что-то вовремя подсказать, найти мудрое решение сложного вопроса.
У него богатый опыт. Но он никогда не переставал учиться. А учителями его были не только учебники, книги, но и люди. Это были закаленные в боях коммунисты-ленинцы, такие, как Г. Петровский, С. Косиор, П. Постышев, В. Чубарь…
Григорий Иванович Петровский был частым гостем Бойченко, интересовался жизнью комсомола, в личных беседах, на съездах и пленумах советовал не раз, какое принять лучше решение. Александр Максимович всегда прислушивался к его голосу. Сам Г. И. Петровский вспоминал:
«Александр Бойченко принадлежит к тем первым молодым руководителям комсомола, которых избирала на съезде молодежь. Размах социалистической революции поднял на Украине всю рабоче-крестьянскую массу, и повсюду забили живые источники народного творчества. Талантливая молодежь росла, как грибы после дождя…»
Так говорили о нем старшие.
«В работе он был примером высокой принципиальности, требовательности и дисциплинированности, — рассказывает бывший редактор газеты «На змiну» И. Вавилов. — Не любил болтунов. На заседаниях бюро ЦК, на совещаниях требовал конкретных, деловых выступлений. Не любил «кабинетных руководителей». Требовал от всех, чтобы больше бывали среди комсомольцев, молодежи, детей. И сам был образцом массовика. За годы его работы в ЦК ЛКСМУ он большую часть времени провел в командировках, на заводах, стройках, на селе. В ЦК его не часто видели…»
А когда Александру Максимовичу все же приходилось быть в Харькове, в ЦК, он принимал комсомольцев, чутко и внимательно относился к их просьбам, во всем помогал.
Однажды пришел к нему студент Харьковского технологического института. К сожалению, забылось его имя, которое теперь не вспомнить. Александр Максимович тепло принял парня, поговорил с ним и, прощаясь, предложил:
— Я тоже еду домой, давайте подвезу.
Вышли из помещения, а на улице мороз градусов тридцать. Суровая зима была в том году, морозная, с метелями.
— Вам не холодно? — спрашивает Бойченко, глядя на плохонькое пальто студента.
— Нет, — отвечает тот, а сам аж на голову натягивает воротник.
— Вижу, что жарко, — пошутил секретарь ЦК.
Он повел парня не в общежитие, а к себе домой — «чайку попить».
«Поужинали, — рассказывал потом студент, — а я уже собираюсь домой и слышу — Бойченко что-то сказал жене, Александре Григорьевне. Она принесла еще хорошее зимнее пальто, подает мне, надевайте, мол. Я стал отказываться, но куда там. Бойченко аж рассердился: «У меня есть пальто, не по два же сразу надевать буду». Взял я его, хватило мне в нем институт закончить».
Все чаще атакует Александра Максимовича болезнь, а когда хоть немного отступает, он снова напряженно работает, приходит в ЦК. Можно ли так не жалеть себя, совсем не жалеть? Наверное, у каждого, кто видит его, возникает такая мысль. А он шутя отвечает на это:
— На людях и смерть не страшна!
Когда же недуг скручивает окончательно, он тоже не остается наедине: к нему приходят люди.
Это было как-то днем. К Александру Максимовичу заглянули друзья. Он лежал в постели и что-то записывал в тетради. Рядом с ним — раскрытый учебник по высшей математике. И вообще в комнате всюду книги, брошюры, рукописи.
Он приподнялся, заволновался:
— Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, товарищи… Садитесь поближе…
Пожал каждому руку. Его глаза горели молодо, весело.
— Рад, что пришли, — сказал он и глянул на Олену Савицкую, державшую в руках толстую папку и маленький букетик полевых цветов. Заметив его внимательный взгляд, она проговорила:
— Я снова принесла вам материал, — и потом, смутившись, сказала: — А это вам… от полтавчан…
Она встала, нашла стакан и поставила на подоконник нежные голубые васильки.
Александр Максимович был счастлив и даже растерялся от такого неожиданного подарка, потом тихо сказал:
— Спасибо!.. Передавай от меня всем дружеский привет. Интересно, откуда узнали, что я люблю васильки?..
— А это секрет, — пошутила она, а потом рассказала: — Сегодня на совещании были девчата из Полтавы. Спрашивали о вас… и передали. Рассказывали: когда вы приезжали в том году в их район на уборку урожая, такие же цветы всегда стояли у вас в комнате… И решили привезти их на память о нашем селе…
— Выходит, помнят, — тихо и задумчиво проговорил он. И, наверное, что-то вспомнил, так по всему было заметно, что ему сейчас тяжело думать о прошлом, когда он был весь в движении, исходил пешком и изъездил всю Украину. Он сдерживал себя, чтобы не волноваться, и это стоило ему немалых усилий. Наконец, сказал: — Как больно и обидно, когда ты прикован к постели… Кажется, эа один час, чтобы опять побывать сейчас среди хлебов, на шахтах, отдал бы полжизни…
Кто-то подхватил учебник, сползавший с постели на пол. Он заметил это и, словно вспомнив что-то, добавил: