Пока у него двигались руки и было зрение, он писал сам, а когда остался только слух, только единственная возможность работать, начал диктовать жене.
Александра Григорьевна, жена, для него все годы — Шура, Шурочка… Самый близкий друг.
Вот она только что вернулась из архива, принесла новые материалы. Не было ее несколько часов, и часы эти казались ему вечными. А теперь опять рядом. Так было все предыдущие годы, в самые трудные минуты его жизни, в дни печали и радости.
Сейчас она сядет к столу. Он будет чувствовать тепло ее глаз, бодрую ласковую улыбку, и все это передастся ему. А это значит: жить можно!
Так было вчера, будет сегодня и завтра, потому что рядом всегда верный, испытанный друг. И в солнечные дни его жизни и в пасмурные…
Александра Григорьевна придвигает стол поближе к кровати Александра Максимовича. Перед ней стопка чистой бумаги, чернила, ручка. Он начинает медленно диктовать, она — записывать. То, что записала, вскоре читает ему. Александр Максимович внимательно слушает, просит прочитать еще раз — исправляет отдельные слова или целые предложения. И так страница за страницей.
Рабочий день его начинается в десять и заканчивается в четыре, потом — радио, газеты, встречи с друзьями. Но преградой снова встает болезнь. Неотступно надвигается страшная темнота. Будущие схватки с недугом Бойченко для себя определяет так:
«…Но разве большевик должен видеть мир только глазами? Нет, видеть, понимать мир сердцем и, пока оно бьется в груди, двигаться вперед и только вперед!»
Писатель продолжает работу. Понимает, что главное требование к себе, как к литератору, — это правдиво показать действительность, глубоко осмыслить ее.
Жена Александра Максимовича вспоминает, что он часто любил повторять слова Ленина о том, что класс нельзя обмануть, что народу надо говорить правду, какая бы горькая она ни была. В своем произведении он стремился отразить правду первых лет Советской власти, показать трудную судьбу своих героев. Я знаю, говорил он, мне читатель может простить художественную незавершенность, бледность некоторых образов, но он никогда не простит неправды, да и сам он, писатель, не простит ее себе.
Александр Максимович чувствует, что скоро наступит та минута, когда можно будет сказать, что рукопись окончена. Наконец первая книга задуманной трилогии готова. Он назовет ее «Молодость». Несколько недель он никому не решается дать ее читать, боится: удача или провал? Потом все-таки решается и просит друзей говорить ему только правду, пусть самую горькую… И они высказываются о книге остро, хоть перед ними и начинающий писатель, судят его как литератора. Об этом остались воспоминания писателя Николая Строковского.
«— Вот, слушай, — говорил он Александру Максимовичу. — Ты спрашиваешь, как мы поняли сюжет? Я мыслю так. Ну, 1920–1921 годы. Тяжелые годы на Украине. Разруха после гражданской войны и интервенции. И вот X съезд нашей партии. Выступает Ленин. Провозглашена новая экономическая политика. Середняк повернул в сторону Советской власти. Банда петлюровцев и прочей сволочи заползает в государственный аппарат, на заводы, вредит где только может. Звериная ненависть обреченных, у которых выбиты из рук последние козыри.
Партия поднимает народ на восстановление хозяйства. Это общий фон книги. Так, Александр?
А вот сердцевина. На Киевском железнодорожном узле группа старых и молодых рабочих берется отремонтировать к Первому мая паровоз. Ведущая роль в этой борьбе за секретарем партийной организации узла Искровым. Он душа и мозг узла. Но Искров не одинок, его окружают комсомольцы, молодежь, старые производственники. Работа кипит, это вызывает еще большую ненависть у контрреволюционных недобитков.
— В книге ты хорошо подал Искрова — в разных, так сказать, разрезах, — вступает в разговор другой. — Показал как партийца и человека. Хорош чекист Василь Бойчук — человек железной воли, безгранично преданный делу партии. Видишь перед собою Наталью Стрекаленко, хоть она несколько «книжная», видишь неуверенного Андрея Дубченко, да и всех других действующих лиц… В этом твоя удача. Люди есть, людей твоих чувствуешь!
— Здорово ты, Александр Максимович, раскрыл нутро бандитов, махровых петлюровцев — Перепычку и Ков-быка».
Незабываемым становится этот вечер для Александра Максимовича. Он еще долго не может уснуть, вспоминая разговор с писателями. Встают перед глазами его товарищи — комсомольцы 20-х годов, их мечты о будущем, о счастье. Вспомнились строки рукописи:
«— Софрон Иванович, скажите, как это при социализме будем жить?
— При социализме? — переспросил Искров. — При социализме не будет ни кулаков, ни торговцев, ни буржуев. Мы полностью ликвидируем класс эксплуататоров. Все люди будут трудиться, каждый будет жить своим собственным трудом. Богатой и счастливой будет жизнь, Алеша. И Родина наша будет могучей и сильной!..
Вкусно пахло кулешом. Вадим разлил по доброй порции в котелок каждому. Не отказался и Искров от предложенного угощения.
Приятно было ему сидеть у костра в кругу молодежи. Кто-то из комсомольцев затянул любимую песню:
Много хороших слов сказали о рукописи книги товарищи. Одобрена она и издательством. А это победа!
…Известие о войне ошеломило.
На Киев падают бомбы, в центре города горят дома. Готовится эвакуация. Бойченко решают взять только самое необходимое — не больше двух чемоданов с вещами. Таков приказ. Александра Григорьевна отдельно упаковывает второй экземпляр рукописи. Однако Александр Максимович не соглашается. Протестует: ведь первый экземпляр в издательстве…
Рукопись оставляют в Киеве… Мог ли тогда кто подумать, какая это будет досадная, тяжелая ошибка! Мог ли кто допустить, что рукопись в издательстве будет утеряна, и… все, все придется начинать сначала. Но об этом станет известно позже.
А тогда, в июле 1941-го, семья Бойченко переехала в село Сеньково на Харьковщине.
Приближается фронт. Прикованный к постели, Александр Бойченко заявляет:
«…Не могу ничего не делать, быть наблюдателем, и я должен внести свою лепту в дело победы».
Нельзя понапрасну терять времени, и Александр Максимович думает перебраться в Харьков. Но в село входят наши воинские части, готовя новый рубеж обороны. И снова приходится думать об эвакуации…
Наступило резкое похолодание. 19 сентября позвонили из Купянского райкома партии, чтобы семья Александра Максимовича до двух часов дня была на станции Заосколье. Оттуда уходил последний эшелон. За два часа надо проехать тридцать километров… Надо успеть. Но как добраться, где раздобыть транспорт?
Александра Григорьевна вспоминает, как она нервно крутила ручку телефона, взволнованно кричала в молчаливую черную мембрану, вызывая Купянск. Звонила еще и еще, но все было напрасно.
В открытое окно доносился гул самолетов, потом слышались далекие взрывы. Но вот громыхнул страшный взрыв где-то поблизости, жалобно зазвенели в комнате стекла. Она встревоженно выскочила во двор. Из помещения торопливо выносили и грузили на подводы ящики, сейфы… Недалеко от станции рвались снаряды. Она спросила у извозчика, где может быть еще телефон. Тот сказал, что линия повреждена, и посоветовал обратиться в воинскую часть — рядом, через дорогу.
Она кинулась туда. Но у ворот часовой не пропускал ее.
— Мне надо в штаб… — умоляла она.
Нервы сдали совсем, и от слез она ничего не видела перед собой, даже когда подошел военный.
— Почему эта женщина здесь плачет? — спросил он.
— Просится в штаб, товарищ комиссар.
— С чем вы к нам, уважаемая гражданка? — спросил военный.
Александра Григорьевна сквозь слезы рассказала о семье…
— Бойченко? Александр? — живо воскликнул комиссар части. — Сашко Бойченко? Так я же его хорошо знаю. Секретарем райкома комсомола работал, когда он был секретарем ЦК. Идемте к командиру. Все сейчас попробуем уладить.