Ну-ка, Куэльяр, назови Четырнадцать Инков*, говорил брат Леонсио, и тот - наизусть, без запинки, а теперь - десять заповедей, три куплета нашего гимна, стихотворение Лопеса Альбухара** "Мой флаг". Куэльяр шпарит как заведенный, одним духом. Ну молоток, восхищался Лало. А брат Леонсио прекрасная память, мой мальчик, и нам - берите пример, оболтусы! И Куэльяр водит ногтями по лацкану пиджака, поглядывает на ребят с фасоном, вроде рад, но это так, на самом деле он никогда не рисовался, не строил из себя, просто валял дурака, артист... И товарищ - каких мало: на экзаменах всегда подсказывал, а на большой переменке угощал ребят вафлями с кремом. Счастливчик, говорил Большой, денег - куча, чертяка, тебе одному старики отваливают больше, чем нам четверым. А он - это за отметки, и мы - ладно, ладно, ты у нас головастый и вообще молодчага, это его и спасало.
* Четырнадцать Инков - правители государства Тауантинсуйо на территории современного Перу.
** Лопес Альбухар Энрике (1872-1966) - перуанский писатель, писавший о жизни индейцев.
Занятия в младших классах кончались ровно в четыре, в десять минут пятого брат Леонсио отпускал ребят домой, а в четверть пятого они уже были на футбольном поле. Ранцы, пиджаки, галстуки - все летело в траву; скорее, Чижик, не спи, становись в ворота, пока никого нет, а Иуда беснуется в своей клетке - ггаав - хвост струной - ггаав, ггаав - ощерился клыками - ггаав, ггаав, ггаав - прыгает чуть не до потолка - ггаав, ггаав, ггаав наваливается на проволоку. Вот гад! Возьмет вдруг и выскочит, говорит Чижик, а. Маньуко - если выскочит, бежать нельзя, собаки - они кусают тех, кто их боится. Откуда ты знаешь? Мой старик говорил. А Большой - я бы сразу залез на ворота, и привет, прыгай не прыгай, а Куэльяр вытащил перочинный ножик джик, джик - вертит им, раскрывает, закрывает; уу-уу-уо-уо-уа-уа! - и еще раз во весь голос - у-у-уо-уо-уо-уо! - голову задрал к небу у-у-уоуо-уо-уо-уо! - ладони приставил лодочкой к губам у-ууууо-ууууу-ооо-уо-уо! Точь-в-точь как Тарзан!
Мы играли совсем недолго: в пять прибегали ребята старших классов и выпроваживали нас с футбольного поля.
Потные, взъерошенные, мы наспех подбирали свои пиджаки, галстуки, книги и, хочешь не хочешь, отправлялись домой. Сначала шли по Диагональной до парка, перебрасываясь портфелями, как баскетбольным мячом, - достань, мамуля! - пересекали парк у кафе "Утеха" - что, съел, папуля! - и в кондитерской "Д'Онофрио" покупали вафельное мороженое - ванильное? слоеное? Смотри, чоло*, чтобы без обмана, клади побольше, добавь лимончика и клубничку! А потом молча до ресторана "Цыганская скрипка", по улице Порта тоже молча: главное, чтобы не капало мороженое, вс-с, вс-с, тает, зараза... И так до светофора, а потом вприпрыжку до собора Сан Николас, где Куэльяр с нами прощался.
* Чоло - сын европейца и индеанки; дружеское обращение.
Брось, шустрик, еще рано, пошли лучше в спортзал на "Террасы", прихватим мяч в лавочке у китайца... А почему он, собственно, не играет в сборной их класса? Легко сказать, ребята, надо же потренироваться! Ну пошли, поиграем часов до шести, не позже. А Куэльяр - ни в какую: отец уже дома, он против и уроков куча. Ребята провожали его до дома. Ну правда, как он может играть в сборной без всякой тренировки? В общем, мы убегали в клуб одни, без него.
Хороший парень, но слишком ударился в учебу, ему уроки важнее футбола, говорил Большой, а Лало - он не виноват, у него, по-моему, отец стервозный, и Чижик - факт, сам-то Куэльяр спит и видит, как удрать в клуб, а Маньуко рановато ему играть в нашей команде, у него ни дыхания, ни удара, чуть что и скис. Зато здорово бьет головой, говорил Большой, и за нас болеет, нет, мы должны всунуть его в команду, и Чижик - ну ладно, об чем речь! Сделаем - это железно.
А Куэльяр, он был упорный, до смерти хотел играть в сборной и за лето натренировался так, что на следующий год занял место левого полусреднего. Mens sana in corpore sano [В здоровом теле - здоровый дух (лат.).] говорил брат Агустин, видите, можно быть хорошим спортсменом и прилежным учеником. Берите пример! Откуда что взялось, ахал Лало, какие пасы, какие угловые подачи, силен, брат! Куэльяр с улыбкой: да ну, ребята! что тут особенного, тренировался с двоюродным братом, с отцом ездил на стадион, там и насмотрелся, там играют - будь здоров, кое-чему научился! Да и вообще три месяца никуда - ни в кино, ни на пляж, один футбол целыми днями, играй, учись, вон потрогайте, какие мускулы на ногах!
Его прямо не узнать! - говорил Большой тренеру - брату Леонсио. - Вот молодец! И Лало - он нападающий что надо, бегает отлично, а Чижик - как провел вчера атаку! высший класс, и главное - все по правилам, и тут Маньуко - гнал мяч прямо к воротам, когда те нажали, помните, брат Леонсио? Давайте возьмем его в нашу команду! Куэльяр смеялся от радости и, тихонько дыша на ногти, водил ими по майке (майки в четвертом "А" были классные: белые рукава, синий перед). Ну, Куэльяр, - порядок, тебя приняли, только не задирай нос раньше времени.
В июле все классы готовились к чемпионату, и брат Агустин разрешил команде четвертого "А" тренироваться на школьном поле вместо уроков рисования и музыки - два раза в неделю, по вторникам и пятницам. Сразу после второй переменки одиннадцать игроков четвертого "А" неслись к футбольному полю через мокрый от мелкой мороси пустынный школьный двор, который блестел, как новенький мяч. Там, в кабинках, они быстро переодевались в спортивную форму и черные бутсы, выстраивались на дорожке в одну линию, а потом четко, в ногу, впереди Лало - капитан, шли к центру поля. Изо всех окон школы за нашей игрой следили завистливые глаза. Свежий ветерок морщинил воду в бассейне - может, искупаемся, ой нет, лучше потом, бр-р, холодно, смотрели, как они бьют угловые, - и шелестел листьями на верхушках эвкалиптов, которые высились за желтой каменной стеной колледжа, - как выбрасывают мяч на поле.
Время летело незаметно. Мы здорово поработали, говорил Куэльяр, наша возьмет - нет вопроса! Через час брат Лусио нажимал кнопку звонка, и, пока все классы строились во дворе, игроки сборной четвертого "А" спешили переодеться, главное - раньше всех уйти домой. Но Куэльяр, тот всегда нас задерживал (ну все перенял у крэков* ему, видите ли, нельзя без душа после тренировок). Иногда они всем скопом шли в душевую. А в тот злосчастный день - ггаав, ггаав - когда в дверях раздевалки возник Иуда - ггаав, ггаав, ггаав - там были только двое - Лало и Куэльяр - ггаав, ггааав, ггааав Большой, Чижик и Маньуко успели выскочить через окно, Лало взвизгнул - беги, шустрик! - рванулся вперед и захлопнул дверцу кабинки прямо перед ощеренной мордой дога.
*Крэки - профессиональные спортсмены.
И там, в кабинке - белый кафель, узорные плитки, сильная струя воды, Лало слышал все: лай Иуды, плач, дикий вой... Потом началась какая-то возня, что-то ухнуло, шмякнулось на пол... Потом один лай, а через какое-то время раздался истошный крик брата Леонсио (ну сколько прошло, Лало, две минуты? Больше... пять? Больше, больше!), а следом заорал брат Лусио, ругался последними словами (по-испански? Да. И по-французски. А ты понимаешь, Лало? Чего тут понимать, балда, если человек не в себе), они вопили как резаные дьявол, гоните его вон, Господи помилуй, какой ужас, ужас! - я чуть не умер со страху. Он отворил дверцу, когда Куэльяра уже уносили. Еле разглядел за черными сутанами. Без сознания? Ну да! Голый? Ну да! И кровь, как из крана, честно, крови на полу - жуткое дело! Но Лало не знает, что было, когда он одевался в душе... И тут Чижик - брат Агустин с братом Лусио несли Куэльяра на носилках к директорской машине, мы с лестницы смотрели, - и Большой рванули, ну с ходу на все восемьдесят (Маньуко - сто!), сигналят, что тебе пожарные или "скорая". Брат Леонсио кинулся ловить Иуду, а тот носится по двору туда-сюда, прыгает, не дается в руки. Все же поймал его, гада, затащил в клетку и давай стегать плетью прямо через проволоку (хотел забить насмерть, - сказал Большой, ты бы видел, что было, - конец света), а сам весь красный, волосы растрепались, жуть!
В ту неделю и воскресная месса, и молитвы перед уроками и после - все за выздоровление Куэльяра, но, стоило ребятам начать разговор об этом, братья на них с криком: замолчите, нечего болтать без толку - и костяшками пальцев по столу: все останетесь в школе до шести. Но мы - мы только про это и говорили на переменах и на уроках, а на следующей неделе, в понедельник, пришли к Куэльяру в Американскую клиническую больницу и обрадовались: лицо и руки у него в порядке, лежит в красивой палате - привет, Куэльяр, - стены белые, занавески кремовые, - ну, поправляешься, шустрик? - за окном сад, цветы, поляна и высоченное дерево, - мы с ним расквитаемся, старик, каждую перемену лупим камнями этого гада, на нем уже живого места нет.