Моисес засмеялся:
- Да он на черта был похож. Он и вообще-то безобразный. Смотреть на него долго нельзя - стошнит.
Я допил пиво и вышел пройтись по набережной, но вскоре вернулся. Еще в дверях я заметил Хусто, он сидел один на террасе. На нем были кроссовки и выцветший свитер, ворот прикрывал всю шею, до самых ушей. В профиль, на темном фоне улицы, он был похож на ребенка, на женщину: таким тонким и изящным выглядело его лицо. Услышав мои шаги, он обернулся, и я увидел лиловое пятно, покрывавшее всю другую половину его лица: от угла губ до самого лба. (Некоторые говорили, что это след от удара, полученного в какой-то мальчишеской драке, но Леонидас уверял, что Хусто родился в день большого наводнения и это пятно - память об испуге его матери, увидевшей, как вода подступает прямо к дверям дома.)
- Я пришел, - сказал он. - Где остальные?
- Скоро будут. Наверное, уже идут.
Хусто посмотрел мне в глаза. Казалось, он вот-вот улыбнется, но он вдруг посерьезнел и отвернулся.
- Что у вас было сегодня вечером?
Он пожал плечами и сделал неопределенный жест.
- Мы встретились в "Затонувшей телеге". Я зашел пропустить стаканчик и лицом к лицу столкнулся с Хромым и его шайкой. Ты понял? Если бы не наш священник, мне бы просто глотку перерезали. Священник нас разнял.
- Думаешь, ты крутой, да? - крикнул Хромой.
- Покруче тебя, - крикнул Хусто.
- Успокойтесь, безумцы, - твердил священник.
- Сегодня ночью у Плота, согласен? - крикнул Хромой.
- Да, - сказал Хусто.
Вот и все.
Народу в Рио-баре почти не осталось. У стойки еще было несколько человек, но на террасе сидели только мы двое.
- Я вот принес, посмотри. - Я протянул ему свой сверток.
Хусто раскрыл нож и измерил лезвие. Оно оказалось длиной как раз в его ладонь: от ногтей до запястья. Потом достал из кармана свой нож и сравнил их.
- Они одинаковые. Я возьму свой.
Хусто заказал пиво, мы молча пили и курили.
- У меня нет часов, - сказал Хусто. - Но уже, наверное, одиннадцатый. Пошли им навстречу.
Мы встретили Брисеньо и Леона посреди моста. С Хусто они поздоровались за руку. Леон сказал:
- Братишка, ты его в капусту порубаешь.
- Это точно, - подтвердил Брисеньо. - Хромой тебе в подметки не годится.
Оба были в той же одежде, что и днем. Они, казалось, сговорились выглядеть при Хусто уверенными во всем и даже веселыми.
- Давайте спустимся здесь, срежем путь, - предложил Леон.
- Нет, - ответил Хусто, - лучше обойти. Сломать сейчас ногу будет совсем некстати.
Странно было, что он испугался, ведь мы всегда спускались к реке* по железным опорам моста. Мы прошли еще квартал по проспекту, потом свернули направо и долго шагали в молчании. Когда мы по узенькой тропке спускались к реке, Брисеньо оступился и чертыхнулся. Наши ноги вязли в теплом песке, как будто бы мы шли по морю из ваты. Леон посмотрел на небо:
- Облачно. От луны сегодня проку не будет.
* Река - эта река называется Пьюра, как и сам город.
- Зажжем факелы, - сказал Хусто.
- С ума сошел? Хочешь, чтобы полиция явилась? - вмешался я.
- Все, может быть, уладится? - неуверенно сказал Брисеньо. - Можно отложить дело до завтра. Не драться же вам в потемках...
Никто не ответил, и Брисеньо замолчал.
- Вот он, Плот, - сказал Леон.
Когда-то, никто не знает когда, огромное рожковое дерево рухнуло в реку и легло поперек русла. В длину оно было на три четверти ширины реки и такое тяжелое, что река не могла его утащить, только продвигала на несколько метров, так что с каждым годом Плот уходил все дальше от города. Кто первый назвал его Плотом, тоже никто не знал, но только по-другому его и не называли.
- Они уже на месте, - сказал Леон.
Мы остановились, не доходя метров пяти до Плота. В тусклом ночном свете лиц тех, кто нас ждал, было не различить, видны были только силуэты. Я пересчитал их, безуспешно пытаясь узнать Хромого.
- Сходи к ним ты, - сказал Хусто.
Я медленно пошел к дереву, стараясь сохранять спокойствие на лице.
- Стоять! - крикнул кто-то. - Кто идет?
- Хулиан, - крикнул я в ответ. - Хулиан Уэртас. Ослепли, что ли?
Мне навстречу двинулась маленькая фигурка. Это был Мозгляк.
- Мы уже уходить собирались, - сказал он. - Решили, что Хустито побежал в комиссариат просить себе охрану.
Слова Мозгляка я оставил без ответа.
- Я хочу разговаривать с мужчиной, а не с каким-то пупсом.
- Ты что, очень смелый? - дрогнувшим голосом спросил Мозгляк.
- Тихо! - сказал Хромой.
Теперь они подошли ближе все, и Хромой направился прямо ко мне. Он был высокий, намного выше всех остальных. В полутьме я не мог различить - мог только представить себе - его смуглое безволосое лицо в прыщах, глазки, глубоко запавшие и крохотные, словно две точки посреди этого обилия мяса, из которого выступали продолговатые скулы и толстые, как пальцы, губы, нависавшие над его треугольным подбородком игуаны. Хромой припадал на левую ногу; говорили, что на этой ноге у него шрам в форме креста - однажды, когда он спал, его укусила свинья, - но никто этого шрама не видел.
- Зачем вы притащили с собой Леонидаса? - хриплым голосом спросил Хромой.
- Леонидаса? Кто это притащил Леонидаса?
Хромой показал пальцем в сторону старика. Тот стоял в нескольких метрах от нас; услышав свое имя, он подошел.
- О чем это вы? - спросил он, пристально глядя на Хромого. - Меня не нужно тащить. Я пришел сам, на своих ногах, потому что мне так захотелось. Если ты ищешь повода, чтобы не драться, так и скажи.
Хромой помедлил, прежде чем ответить. Я подумал, что он намеревается оскорбить старика, и опустил руку в задний карман брюк.
- Не вмешивайтесь в это дело, старина, - вежливо попросил Хромой. - С вами я не хочу драться.
- Не думай, что я такой уж старый, - ответил Леонидас. - Я завалил многих, кто был получше тебя.
- Хорошо, старина. Я вам верю. - Хромой обернулся ко мне. - Вы готовы?
- Да. Скажи своим, пусть не вмешиваются. Не послушают - им же будет хуже.
Хромой рассмеялся:
- Ты же знаешь, Хулиан, мне подкрепление не нужно. Особенно сегодня. Так что не бери в голову.
Один из тех, кто стоял позади Хромого, тоже рассмеялся. Хромой что-то мне протянул. Я подставил ладонь: его нож был раскрыт, я взялся за острие. Оно слегка царапнуло мне кожу, и я вздрогнул: металл показался мне куском льда.
- Не найдется спички?
Леонидас зажег спичку и держал ее, пока пламя не обожгло ему пальцы. В слабом свете от спички я тщательно осмотрел нож, измерил длину и ширину, проверил острие и вес.
- Все в порядке.
- Чунга, - скомандовал Хромой, - сходи с ними.
Мы пошли. Чунга шагал между мной и Леонидасом. Когда мы подошли к нашим, Брисеньо курил, и с каждой его затяжкой на мгновение освещались лица: бесстрастное лицо Хусто со сжатыми губами, лицо Леона, что-то жевавшего, возможно стебелек травы, лицо самого Брисеньо - он потел.
- Кто вас просил приходить? - жестко спросил Хусто старика.
- Никто не просил. - Леонидас повысил голос. - Я пришел, потому что так захотел. Вы у меня отчета спрашивать будете?
Хусто не ответил. Я указал ему на Чунгу, который стоял чуть поодаль. Хусто достал свой нож и швырнул ему. Нож плашмя ударился о тело Чунги, тот непроизвольно дернулся.
- Прошу прощения, - сказал я, ощупывая песок в поисках ножа. - Это я его уронил. Вот он.
- Ты скоро перестанешь быть таким вежливым, - пообещал Чунга.
Потом, так же как недавно это сделал я, в свете спички он провел пальцами по лезвию, молча вернул нам нож и быстро зашагал к Плоту. Несколько минут мы стояли, вдыхая запахи хлопкового поля, которые теплый ветерок относил к мосту. Позади нас по обоим берегам реки мерцали огни города. Тишина была почти полной, только иногда ее нарушал лай собак или ослиный рев.
Со стороны Плота донесся чей-то голос: