– Ну и как…? – спрашивал я, – выходит.
– Три четыре романа за лето, – гордо улыбался плешивый Гена, и я ему почти верил, вспоминая, как у окна раздевалась Алеся.
– Пойду ка я, к своим…
– Конечно, иди, – на лице Гены расплылась такая масляная улыбка, что мне тут же захотелось смыть ее остатками чая со спиртом, или своим кулаком, но я сдержался.
Когда я вернулся в свой родной седьмой корпус в час ночи, там не спали.
Кто-то из старших девчонок разбил стекло в оконной раме изнутри, кажется, в него случайно попало яблоко, да то самое – яблоко раздора. Не знаю, чего они его не поделили: так не доставайся же ты никому…, да еще ночью. Конечно, я ругался, достаточно громко, чтобы проснулись все остальные. В окне старших девочек зияла большая дыра, на улице ночь. Притопавшая из соседнего корпуса на шум вожатая – рыжая Галя, зевая, сказала, что: это ничего, просто стоимость нового стекла вычтут из моей зарплаты, так уже было…
Как существо мстительное, однако – слегка дальновидное, чтобы в это самое открытое теперь окно наши перезрелые девочки не усвистали посреди ночи на встречу приключениям, и не пустились во все тяжкие, я согласился посидеть с ними пока они не уснут. А чтобы не заскучать, и самому не уснуть, рассказывал им разные страшные истории, коих знаю чертову кучу. Просидев так с пол часика, я сказал, что устал и отправился спать сам, в свою комнатушку, что мы делили вместе с Алесей. Поспать мне, конечно же, не удалось, наши взрослые девочки все – таки выбрались в разбитое окошко и уже через час скреблись у порога вожатской – жалобно стеная. Кентервильское приведение точно бы удавилось от зависти, услышав эти завывания. Что им было нужно? Они требовали, чтобы «раз я их так запугал», значит «должен теперь охранять», желательно изнутри комнаты. Я долго отказывался, обращаясь к отсутствующей у них по малолетству совести, пока ночевать вместе с ними не согласилась – Надюша, сказав, что «постелет матрасик в их комнате у дверей», тут уж возмутился я и перетащил ее кровать из соседней палаты.
В итоге на утро проспали все, весь наш отряд, на зарядку не ходил, на линейку опоздали, за что нам впаяли выговор и внеочередное дежурство по лагерю.
4. Глухонемые птицы, утята и хулиганы
На свое штрафное дежурство мы заступили с обеда, на радость третьему отряду, который только успел накрыть завтраки и даже не приступил к уборке территории лагеря.
После завтрака Алеся, Надежда и я разделили своих разбойников на три группы, с самой многочисленной, состоящей практически из одних парней и одной девочки, Надюша вызвалась провести уборку лагеря и отправить двух оболтусов – на пост у восточных ворот в лес, у западных ворот дежурил охранник Филин.
Алеся с младшими девочками и несколькими пятнашками отправилась следить за купанием малышей на реке в качестве дежурных спасателей, а потом помогать готовить Вселагерный вечер большой моды.
Я с шестью девчонками взял на себя дежурство по кухне. Мы должны были помогать кухонным работникам: накрывать, распределять отряды по секторам, а также вовремя, убирать грязную посуду со столов.
Дело оказалось хлопотным, суетливым, но при этом – чрезвычайно калорийным. Веселые – дородные поварихи из соседней деревни «Чижы», вовсе не жаждали повесить на нас все свои обязанности, а большую часть работы делали сами. Только то и дело возмущаясь, что мы такие худые, и заталкивали в наши лапы, то свежеиспеченные булочки, то стаканчик компота или кефира, зеленые хрусткие яблоки или свежую морковь – как кролям, и еще – постоянно предлагали сесть и немного перекусить вместе с очередным отрядом.
А мы носились как белки – летяги, когда в один момент наступила заминка. На ужин не явился большой отряд глухонемых детей. Я взялся сбегать их и разыскать. Как выяснилось, отряд, глухонемых в котором числились одни девочки от 12 и до 16 лет, расквартировался в зимнем – каменном корпусе на втором этаже.
Сориентировавшись быстро и думая, что на столах остывает ужин этих потеряшек, я рванул в нужном направлении, сверкая своими пяточками.
*