Я, стал опираться на его знание языков и местности, попутно изучая португальский, языки Дарфура и вспоминая английский, что в принципе, было несложно. Но несмотря на то, что португалец, стал участвовать во многих моих делах, и многое знать и делать, я до конца не доверял ему, впрочем, как и остальным.
Всё же здесь было не собрание благородных девиц, с которыми, я конечно был бы не прочь познакомиться. А также, научиться у них благородным манерам, взамен научив их много чему, что не являлось в моё время запретным знанием. И вступить с ними так сказать, в тесный контакт к обоюдному, естественно, удовольствию.
Так вот, все европейцы, которых, я мог здесь встретить, были прожженными прохиндеями, прошедшие и Крым и Рим. Попробовавшими и огненную воду и ледяную, кальян и "план", и слышавшие неоднократно зов медных трубы в отсутствии золотых.
Поискав глазами португальца, я обнаружил его скромно стоящим в стороне от меня в тени одиноко растущей акации. Пока я тут распинался, перед своими воинами, он преспокойно стоял в тени и делал вид, что это я ему приказал.
– Луииш! Ты где, твою мать! – не сдержал эмоций я. Словно порывом урагана, португальца сдунуло из-под дерева и через пару мгновенье его подвижное хитрое лицо оказалось перед моими злыми глазами, а его, пока ещё небольшое пузо, стояло навытяжку передо мной, готовое затоптать любую гадину, что могла покуситься на моё здоровье.
– Доводи приказ, по войскам, – приказал я ему. Португалец кивнул, поправил перекошенный бурнус на голове и зычным голосом, практически нараспев, стал зачитывать на память имена отличившихся во время учений воинов.
Все названные воины были поощрены лично мною, и делились на две категории. Одни назначались десятниками, полусотниками и сотниками. Другие получали именное, либо дорогое оружие с отличительными признаками. Это были щиты, копья, ножи, топоры, и даже медные и железные котёлки, наиболее хозяйственным из них.
После завершения торжественной церемонии и раздачи ценных подарков, я объявил отдых войскам на время сезонна дождей и разрешил своим воинам заниматься своими семьями и прочим в Баграме. Ландмилиции, вызванной из Бырра и Барака, разрешил убыть в свои города, что было встречено с ликованием. Вскоре они покинули Баграм и ушли в сторону своих городов.
С грустью посмотрев вслед им, я пошёл в свою хижину, где меня ждала верная Нбенге, с маленькой дочкой на руках и с огромным животом, то ли на пятом, то ли на шестом месяце беременности. И когда блин успела, я же вроде только пару раз с ней и спал, перед тем, как уйти в поход.
А тут ещё две негритянки, взятые мною в походе на султанат, ждут своей очереди раздвинуть ноги в предвкушении райской любви вождя. В общем, дел невпроворот, жгучего перца им в рот, выругался я и зашёл в хижину.
Через неделю, наступил сезон дождей и небо затянул сплошной полог дождевых туч, которые с яростью ярких молний и громового грома, извините за тавтологию, обрушились на ни в чём не виноватую землю, затянув всё сплошным пологом дождя.
Кругом опять стояла стена дождя и ничего не было видно дальше десяти шагов. А по моим немного отросшим кучерявым волосам, когда я выходил из под навеса, непрерывным потоком текла вода. Всё неиспользуемое оружие, по моему приказу было попрятано в сухие места, чтоб не заржавелло и не покрылось плесенью. Над посёлком по-прежнему торчали четыре вышки, доминируя над плоскостью саванны.
Но живая изгородь, до этого взявшая паузу, стало откровенно соревноваться с ними в высоте, сама себя поддерживая кривыми и колючими ветками и сухими перекрученными стволами.
Во внутрь, ей не давали расти, безжалостно срубая молодые побеги и она росла в сторону реки, постепенно захватывая пустую территорию, удобренную мои подданными, которые не решались гадить в реку, боясь меня, и в то же время не хотя этим заниматься внутри посёлка, в специально отведённых для этого местах.
Вот они и приняли половинчатое решение, как говорится не вам и не нам. Хорошо, что они ещё догадывались, закапывать свои "художества" в песок, как кошки и думая, что я про это ничего не знаю. Они ошибались, просто я, давал им немного расслабиться, не в силах победить их дикую натуру и объяснить, почему я так поступаю.
Мой посёлок расширялся, и продолжался вдоль реки наращивая своё население, за счёт беженцев, переселенцев, пленных и рабов, которых, я постепенно переводил из скотского состояния в обычное полускотское.