Шульц бесстрастно взирал на эту жуткую картину. Он хорошо знал Мазурские озера. Трупы глубоко увязнут в вонючем иле, замерзнут и пролежат там до весны. Но и весной они не всплывут на поверхность. В Восточной Пруссии не бывает по-настоящему жарко. Тела будут покоиться в иле, пока не сгниют.
— Так, теперь киньте туда все остальное…
Двое парней аккуратно собрали на лопаты докрасна раскаленные угли, оставшиеся от костра, и побросали их в прорубь, образовавшуюся во льду при падении трупов. Раздалось шипенье, кверху взметнулись клубы пара. Убедившись, что все убрано, Шульц отдал следующий приказ:
— А сейчас возвращаемся на аэродром Вольфшанце. Оттуда полетим в Берлин. Поторапливайтесь, у меня назначена встреча…
— …с комендантом Бергхофа в Берхтесгадене, — мысленно добавил Шульц.
14 марта 1943 года. Почти через восемь часов рейхслейтер Борман вновь стоял на аэродроме Волчьего Логова и ждал, когда туда приземлится еще один «Кондор». Как и в прошлый раз, он был один, если не считать нового отряда эсэсовцев, который незадолго до этого прибыл из Мюнхена.
— Фюрера предупредили, что в предыдущий отряд СС Проник шпион, — сообщил Борман генерал-полковнику Йодлю. — Это проливает свет на некоторые таинственные события. Поэтому весь отряд перебросили на русский фронт, а вместо него прислали новый.
Некоторые таинственные события… Йодлю незачем было спрашивать, что имел в виду Борман. В последнее время высшее советское руководство неизменно упреждало все атаки немцев, словно кто-то информировал из Волчьего Логова Сталина о планах фюрера, едва лишь тот принимал какое-либо решение.
— Очень уж крутые меры, — только и сказал Йодль. — Из-за одного человека послать на смерть весь отряд…
— Другого выхода не было. Таков приказ фюрера, — нараспев произнес Борман.
«Кондор» остановился, проехав по посадочной полосе меж сигнальных огней, которые тут же были погашены. Борман подошел в темноте к самолету как раз в тот момент, когда дверь открылась, послышались мягкие шаги, и по трапу вприпрыжку сбежал один-единственный пассажир.
Обменявшись с ним парой фраз, Борман подвел его к шестиместному «мерседесу» с подножкой и мощными фарами. Рейхслейтер открыл переднюю дверцу, отдал честь и помог пассажиру сесть в автомобиль. Затем захлопнул дверцу и не стал больше терять ни минуты. Мотор работал, и едва Борман и пассажир уселись, водитель снял ногу с тормоза и помчался по направлению к Волчьему Логову. Перед «мерседесом» ехали на мотоциклах недавно прибывшие эсэсовцы, другой отряд замыкал процессию. Борман подал прилетевшему человеку карту, где были отмечены тропинки, по которым можно было ходить по заминированному лесу.
— Это если вам когда-нибудь захочется размять ноги…
По дороге Борман пространно объяснял что-то пассажиру, который молча кивал, глядя вдаль. Его бесстрастность поразила Бормана, и он впервые почувствовал, что события принимают неожиданный поворот. От шофера их отделяла стеклянная перегородка, так что шофер не слышал ни слова. Машина пронеслась через первый контрольно-пропускной пункт, потом через второй и остановилась у ворот Секретной Зоны А.
В «Охотничьем домике» гитлеровские генералы ждали, сосредоточенно разглядывая крупномасштабную карту России, расстеленную на столе. В просторной комнате царило напряжение, характерное для подобных ситуаций. Йодля раздражал тусклый свет, который вдобавок то и дело мигал. Однако он понимал, в чем причина. Борман успел объяснить присутствующим, что происходит.
— У нас неполадки с электричеством… наверное, техники оплошали, хотя возможность саботажа не исключена, и мы начали расследование. Но военный совет мы сможем провести, надо подключить запасной генератор.
Йодль начал описывать диспозицию немецких войск на Восточном фронте фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю, мужчине с суровым лицом; за его вечной невозмутимостью скрывался вояка старой закалки, придерживающийся ортодоксальных взглядов. Иными словами, Кейтель, как и большинство генералов обеих враждующих сторон — за исключением Гудериана, Монтгомери и Макартура, — в жизни не придумал ничего оригинального. Он лишь делал то, что приказывал ему Гитлер.
— Приехал…
Кейтель первым услышал, что к зданию подкатила машина. Разговоры вмиг прекратились. Все взоры устремились на дверь. Напряжение возросло еще больше.
«Интересно, в каком он настроении? — нервно думал каждый. — Он ведь непредсказуемый…»
Только Йодль, который был поумнее всех остальных, подозревал, что непредсказуемость фюрера — это уловка, позволявшая сбивать окружающих с толку.