– Так точно, – отвечает Бидл. – И моя обязанность – без промедления сдать вас шерифу округа.
– Ну, это еще как сказать! – тут я хватаю этого Бидла за горло и едва не выбрасываю из окна.
Он, однако, выхватывает револьвер, сует ствол мне под челюсть, и мне ничего не остается, как угомониться. Затем он защелкивает на моих запястьях наручники, обыскивает меня и извлекает из моего потайного кармана только что полученные деньги.
– Свидетельствую, – заявляет он, – что это те самые банкноты, номера которых мы с вами переписали, мистер Бэнкс. Я передам их шерифу, и он немедленно пришлет вам расписку. Они будут фигурировать в суде в качестве вещественного доказательства.
– Не возражаю, мистер Бидл, – ухмыляется мэр. – А вы, доктор Вуф-Ху, почему не воспользуетесь своим персональным магнетизмом, чтобы избавиться от наручников?
– Пошли, сержант, – говорю я, не теряя достоинства. – Делать, видно, нечего.
А уже в дверях поворачиваюсь к мистеру Бэнксу и, потрясая закованными руками перед собой, произношу:
– Что бы вы там ни говорили, сэр, а близко то время, когда вы сами убедитесь, что персональный магнетизм – огромная сила. Вы даже не представляете, насколько огромная. И она, так или иначе, победит.
Чистая, между прочим, правда, – магнетизм победил. Как только мы вышли за ворота, я говорю сыщику:
– А теперь, Энди, сними-ка с меня эти железяки, а то на нас прохожие таращатся…
Ну да, конечно, это был ни кто иной, как Энди Таккер. И весь этот спектакль был его изобретением.
Вот так мы и раздобыли деньжат на развитие совместного бизнеса.
Трест, который лопнул
– Н-да, всякий трест имеет слабое место… – однажды задумчиво заметил Джефф Питерс.
– Довольно бессмысленное утверждение, – отозвался я, – вроде того, как сказать: «Все полисмены носят фуражки».
– Ничего подобного, – возмутился Джефф. – Между полисменом и трестом нет никакого сходства. То, что я сказал, – это, в каком-то смысле, квинтэссенция[10]. А суть ее в том, что трест хоть и похож на яйцо, но в то же время и не похож. Когда хочешь разбить яйцо, бьешь снаружи. А трест… его можно разрушить только изнутри. Сидишь себе мирно, а тем временем птенчик раз – и вдребезги разнесет всю скорлупу! Да, сэр, каждый трест носит в себе семена собственной гибели – как тот член республиканской партии, который решится выставить свою кандидатуру в губернаторы Техаса…
Я в шутку поинтересовался, не доводилось ли Джеффу на протяжении его пестрой, полосатой и клетчатой карьеры возглавлять предприятие, которое могло бы назваться трестом. И, к моему удивлению, он не отрекся от столь тяжкого греха.
– Только однажды, – с горечью признал он. – И еще никогда печать штата Нью-Джерси не скрепляла документ, который позволял бы более законным способом грабить ближних. Все было нам на руку – время, вода, ветер, полиция, полная монополия на ценный продукт, крайне необходимый потребителям. При этом ни один борец с монополизмом не сумел бы найти в нашей затее ни малейшего изъяна. В сравнении с ним нефтяные делишки Рокфеллера могли показаться керосиновой лавчонкой в захолустье. И все-таки мы обанкротились.
– Какие-нибудь неожиданные препятствия? – поинтересовался я.
– Нет, сэр. Все случилось именно так, как я уже сказал… Мы сами себя погубили. Чистой воды самоликвидация. Яблочко оказалось с гнильцой.
Я ведь уже рассказывал, что мы несколько лет подряд работали вместе с Энди Таккером. А он был мастер на всякие ухищрения и каждый доллар в руке у кого бы то ни было воспринимал как личное оскорбление, если не мог им завладеть. Вдобавок Энди имел образование, и полезных сведений в голове у него скопилась прорва. Он мог часами говорить на любую тему хоть с университетской кафедры. И не существовало такой аферы и мошенничества, которые он бы не испробовал. Взять хотя бы его лекции о Палестине, которые Энди сопровождал демонстрацией снимков съезда закройщиков в Атлантик-Сити. Или поставки в Коннектикут целого океана поддельного спирта, добытого якобы из мускатных орехов…
Словом, однажды весной нам с Энди случилось побывать в Мексике, потому что один бизнесмен из Филадельфии заплатил нам две с половиной тысячи долларов за половину акций[11] серебряного рудника в Чиуауа… Да нет, рудник-то и в самом деле существовал, с этим все было в порядке. Вторая половина акций стоила как минимум двести или триста тысяч долларов, да только я и по сей день не знаю, кому на самом деле принадлежал тот рудник.
На обратном пути, уже в Соединенных Штатах, мы с Энди застряли в одном городишке в Техасе, на берегу Рио-Гранде. Назывался он Бердстаун, то есть Птичий Город, но обитали там далеко не птицы небесные. Две тысячи душ, в основной массе мужчины. Иные из них занимались скотом, иные – резались в карты, иные барышничали лошадьми, ну а прочие подрабатывали контрабандой. Мы поселились в гостинице, которая представляла собой нечто среднее между книжным шкафом и дырявой оранжереей, и едва устроились в номере, как хлынул дождь. Словно кто-то там, наверху, отвернул все краны.
11
Ценная бумага, дающая право на получение части прибыли акционерного общества и на участие в управлении им.