— Так мы пощадим ее? — спросил вождь у собравшихся вольфангов.
— Да! Да! — с жаром закричали они, некоторые ударяли копьями о щиты.
Эллин опустилась на колени рядом с помостом.
— Теперь ты. — Вождь указал на судебного исполнителя.
Она вздрогнула, продолжая надеяться, что ее не узнают.
— Встань и подойди ближе.
Судебный исполнитель неловко поднялась на ноги. Она приблизилась к помосту и остановилась, стараясь не смотреть на вождя.
— Свободные женщины будут убиты, — равнодушно проговорил он, — а рабынь мы можем пощадить, хотя бы временно. Ты понимаешь?
— Да, — сказала она.
Ей так хотелось бросить ему вызов, выпалить, что она свободна! Разве на ней не было униформы, разве не была она судебным исполнителем? Ведь она из хонестори, родом с Тереннии, где женщины и мужчины абсолютно равны во всем. Разве она не патрицианка?
— Кто ты? — спросил вождь.
— Я — рабыня, господин.
— Это мне известно.
Она вздрогнула — он узнал ее, вспомнил! Она всегда знала, с первой их встречи, что, даже видя ее в темных, мешковатых одеждах, он каким-то образом проникает в самые потаенные уголки ее души, распознавая ее истинную сущность — ждущей, покорной рабыни.
— Разденься, — потребовал он, — полностью.
Чуть не теряя сознание, судебный исполнитель дрожащими пальцами кое-как справилась с застежками, распахнула грязную униформу и медленно стянула ее по бедрам. Мужчины закричали:
— Рабыня! Рабыня!
— Как вы красивы! — прошептала сзади Оона.
Судебный исполнитель спустила униформу к ногам и переступила через нее. Ее сердце забилось неровно, когда она вновь осмелилась взглянуть на вождя.
Затем она присела на землю и сняла сапожки с длинными темными чулками. Поверх этих чулок были пришиты пурпурные каемки как знак того, что она из рода патрициан. Она сбросила трусики и лифчик и застыла перед вождем.
— Как тебя звали? — спросил он.
— Вы же знаете — Трибоний Аврезий.
— Это мужское имя.
— Это имя было моим, — объяснила она.
— Почему?
— Так назвала меня мать.
— Зачем?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Вероятно, чтобы я могла считать себя мужчиной.
— Ты мужчина?
— Нет.
— Ты пыталась считать себя мужчиной? — допытывался вождь.
— Да.
— Так кто же ты?
— Женщина.
— Больше не смей считать себя мужчиной, — заявил вождь. — Ты должна оставаться той, кто ты есть — женщиной.
— Да, — ответила она.
— Что «да»?
— Да, господин, — спохватилась она.
— С этой я решу сам, — обратился вождь к толпе, — стоит ли оставлять ее в живых хотя бы на время.
Судебный исполнитель встала рядом с Эллин у помоста, слева от вождя. Она даже не знала, пощадят ли ее.
Может, она сумеет угодить ему. Может быть, этого он и хочет. В самом деле — он ведь так часто смотрел на нее, давая понять, что не прочь увидеть ее у своих ног. Она вздрогнула, живо представив себя у ног этого мужчины.
Женщине в брючном костюме приказали встать и подойти к помосту. Она послушалась.
Обе рабыни у помоста очень тревожились за нее — женщина была уже немолода. Ооне задали те же вопросы, что и другим.
— Я никому не интересна, — вдруг расплакалась она.
— Встань прямо, расправь плечи, — приказал Отто.
По толпе пробежал восхищенный шепот.
— Я рабыня, господин, — сказала Оона.
— Разденься!
— Прошу вас, не надо, господин!
— Разденься полностью, — потребовал вождь.
Оона начала расстегивать одежду.
— Тебя накажут, если ты вздумаешь не выполнить приказ, — напомнил вождь.
— Меня все равно никто не захочет, — плакала она.
— Встань прямо.
Мужчины начали прищелкивать языками и хлопать в ладоши от удовольствия. Аксель одобрительно крякнул. У Ооны оказалась потрясающая фигура.
Она была искренне удивлена всеобщим одобрением — ее всегда считали неинтересной.
— Так мы оставим ее? — усмехнулся Отто.
— Да! Да! — возбужденно вопили мужчины.
Аксель выступил вперед, возвышаясь над Ооной.
— Ты хорошая рабыня?
— От нее не пахнет, как от остальных! — закричали в толпе.
— Я постараюсь делать все, чтобы быть для вас самой лучшей рабыней, господин, — испуганно прошептала Оона.
— Я хочу ее! — заявил Аксель.
— Никто не возражает? — спросил Отто.
Все вольфанги были согласны.
— Встань туда, рабыня, — приказал Аксель, указывая на место рядом с другими женщина ми.
— Да, господин, — ответила Оона, глядя на него с трепетом. Ее охватили чувства, каких она уже не надеялась никогда испытать, кроме как в мечтах или снах.
— Приведите мужчину! — приказал Отто.
К помосту подвели офицера. Его ноги были скованы цепью. Стук кузнечного молота, который слышал вождь прежде, доносился как раз из хижины, где заковывали офицера. Вокруг его бедер был обмотан кусок тряпки, слишком маленький, чтобы в нем можно было спрятать оружие. Офицер навытяжку застыл перед помостом.
— Это рабыни, — сказал Отто, указывая на коленопреклоненных женщин.
— По крайней мере, две из них, — возразил офицер.
— Нет, все, — сказал Аксель.
— Это правда? — спросил офицер у женщин.
— Да, господин, — ответила бывшая продавщица.
— Да, господин, — ответила бывшая судебный исполнитель.
— Да, господин, — сказала третья женщина, рабыня Акселя, советника вождя.
— А ты — раб? — спросил вождь у офицера.
— Нет.
— Я знаю.
— Чего ты хочешь от нас? — спросил офицер.
— Польза от женщин-рабынь очевидна, — усмехнулся Отто.
— А я? — спросил офицер.
— Ты будешь работать в поле, — сказал вождь, в упор глядя на офицера. — Со временем, думаю, ты будешь достоин корабля.
— Я достоин тысячи кораблей, — возразил офицер.
Мужчины изумленно присвистнули.
— Кто это? — спросил Астубакс.
— Твое имя, — обратился вождь к пленнику.
— Я — Юлиан из рода Аврелиев, — гордо ответил офицер. Варвары переглянулись — это имя ничего им не говорило, как и другие имена далекой, таинственной Империи.
— Знайте, рабы и пленники, — обратился Отто к стоящим на коленях женщинам и мужчине, — леса, окружающие нас, очень опасны. Они кишат зверями. Ваша безопасность, особенно по ночам, зависит от того, будете ли вы находиться внутри частокола. Вам некуда бежать. Здесь нет ни союзных войск, ни фортов Империи. Вы понимаете?
— Понимаю, — ответил Юлиан из рода Аврелиев.
— Понимаю, господин, — говорили по очереди рабыни, как только вождь переводил на них глаза.
— Мы поговорим позднее, — сказал Отто Юлиану. Тот кивнул.
— Этого пленника, — обратился Отто к одному из воинов, — по ночам следует держать в клетке. Днем пусть работает в поле — долго и тяжело.
— Мы присмотрим за ним, вождь, — пообещал воин.
— Уведите его, — приказал Отто.
Офицера увели.
— Вымойте этих грязных рабынь, — сказал Отто, указывая на бывшую продавщицу и бывшего судебного исполнителя. — И привяжите в хижине, пока не раскалится железо.
— Да, вождь, — кивнул воин.
— А теперь, — провозгласил Отто, поднимаясь с трона, — пусть начнется пиршество!
— Прошу вас, не надо! — кричала бывший судебный исполнитель, пока две рослые женщины-вольфанги силой усаживали ее в лохань с холодной водой.
Она вырывалась, но ее несколько раз с головой окунули в воду, чтобы отмыть грязь. Она вскочила, подняв брызги, но ее успокоили крепкой оплеухой, а потом обе женщины безжалостно заработали мочалками, ибо она была рабыней, а между свободными женщинами и рабынями отношения никогда не бывали дружескими. Рядом в лохани мыли бывшую продавщицу — дрожащую, визжащую и вырывающуюся прочь.
Вскоре обеих рабынь извлекли из воды и поставили на колени спиной к столбам. Их связали так, чтобы руки обхватывали столбы.
— Холодно! — крикнула бывший судебный исполнитель, но женщины уже ушли. Справа от нее стояла бывшая продавщица, а слева — Оона.
Она оказалась у столба раньше, чем другие, так как ее не понадобилось мыть.
Судебный исполнитель повернула голову.
— Господин! — вскрикнула она.
Перед ней с рогом в руках стоял Отто, вождь вольфангов.
— Они искупали меня! — пожаловалась женщина.
— Не хочешь ли ты, чтобы мы ставили клеймо на грязное тело? — возразил вождь.
— Меня нельзя клеймить! — воскликнула она.
— Смотри, — сказал он, указывая на жаровню, из которой торчали три рукоятки. Двое воинов суетились возле жаровни, разогревая ее.