Когда синие мокрые уродцы превращались в золотистые комочки, мы с братом приходили в неописуемый восторг. Часами не отходили от коробки с цыплятами. Без конца заглядывали под полотенце и норовили посадить цыплят на ладонь, чем очень сердили бабушку.
— Затискаете! — покрикивала она. — Дайте подрасти, все ваши будут.
Мы росли вместе с домашней живностью. Следили за тем, как цыплята смешно покрываются перьями. Как у них отрастают сначала хвостики, потом крылья, а затем гребешки. Как петушки начинают пробовать голос — хрипло и потешно кукарекать. Мы охраняли цыплят от заклятых врагов — кошек, которые шныряли повсюду и охотились на них.
Однажды в последний момент схватили соседскую кошку с цыпленком в зубах. Когда с превеликим трудом разжали ее мертвую хватку, к нашим ногам упал бездыханный окровавленный цыпленок. Его тонкая шейка лишилась перьев и была вся в крови. Мы побежали с бедолагой к бабушке.
— Этот не жилец, — взглянув на жертву кошки, произнесла она. — Помрет.
Но цыпленок не помер. Мы положили его в коробку из-под обуви и принялись по очереди ухаживать. Меняли на шее повязки. Кормили и поили цыпленка с рук яйцами вкрутую. И выходили! Только вот перья у нее на шее, а это оказалась курочка, больше не выросли. Мы назвали курочку Голошейкой. Когда рана зажила, выпустили ее обратно в клетку с цыплятами-подростками. И поняли, что поступили неосмотрительно. Не только дети, но и птицы издеваются над непохожими на себя.
Голая шея нашего цыпленка сразу привлекла внимание сородичей. Они принялись ее дружно расклевывать. И мгновенно расклевали до крови. Пришлось забрать Голошейку обратно и снова оказывать первую помощь. И пока птица не превратилась во взрослую курицу и смогла постоять за себя, мы не выпускали ее в стаю. В итоге Голошейка стала абсолютно ручной. Откликалась на кличку. Встречала нас после школы. Завидев на дорожке, неслась нам навстречу, радостно кудахтая и хлопая крыльями. А позже стала нести нам яйца. В холода она втягивала свою голую шею. И прожила у нас довольно долго.
Бабушкина трепетная любовь ко всему живому передалась и нам с братом. Нехитрую бабушкину истину «Все живое должно жить» я повторяла своим детям, а теперь внукам. Подолгу рассказываю им, как рано утром бабушка выгоняла своих пуховых коз на луг. Самую старшую из них привязывала на длинной веревке к колышку. А младшие никогда от нее не отходили. В козлином семействе царил суровый матриархат. Если рождался козлик, он был обречен на жаркое или суп. Из приплода оставляли только козочек. Их ценили за шерсть (пух) и за то, что можно было легко продать и обменять, например, на гуся или утку. У козликов же шерсть была жесткая, ни на что не годная.
Козликов было безумно жалко. Я любила гладить и трогать их рожки, набухающие на глупом лбу. Играла с козлятами и угощала их яблоками и капустой. Часами наблюдала за тем, как уморительно они бодались друг с другом. Как взрослые козлы разбегались, а потом сходились и неслись друг на друга, нагнув лбы. Умоляла бабушку не резать моих любимцев. Но она не слышала моих просьб…
Колхозы советских времен с их огромными полями и покосившимися неухоженными фермами бабушка, мягко говоря, не любила. Коллективные хозяйства она считала издевательством над животными, которые мучились там на привязи по колено в собственных испражнениях.
— Эх, дочка! — с горечью рассуждала она. — Как там скотина-то мучается. Когда колхозов не было, каждый хозяин свою коровку или лошадку в тепле и чистоте держал. Как к родной относился. В лютые морозы стельных коров, а тем паче телят домой приводили или делали в сенцах закуток, чтобы они не замерзли и не заболели. Накрывали шерстяной попоной, поили теплыми помоями. А на фермах тех однажды я увидала, как в морозы теляты к стене боками примерзают. Эх, нерачители!
Нерачителями бабушка называла всех, кто не умел вести хозяйство. В их число под горячую руку попадала порой и моя мама.
Лето. Каникулы. Отец рано утром ушел на работу в первую смену. Мы с мамой и братом сладко спим. Просыпаемся все сразу от громкого стука в окно.
— Ты погляди, чего они удумали! Солнце давным-давно на дворе, а она спит. Дела стоят. Вода в бочку не налита. Помидоры не подвязаны, а она прохлаждается! — эта бабушкина гневная тирада, конечно же, адресована маме.