— Нерачители! — продолжает бушевать за окном бабушка. — Обувку на ночь и ту забыли в сенцы занести. Вон дождик как намочил.
Мама вскакивает. Открывает бабушке дверь. Начинает оправдываться, как маленькая девочка. Бабушку она слушается и боится всю жизнь. И перечить ей не смеет. Мама унаследовала дедушкин спокойный характер. Она была такая же немногословная и мудрая, как он. Беспрекословно отдала бразды семейного правления бабушке и никогда за них не воевала. Лидерские качества мамы проявились на любимой работе. Педагог от бога, она еще совсем молодой стала директором вечерней, а затем завучем в дневной школе. Рулила там педагогами и учениками, пропадала с утра до ночи, зная, что семья и дом в надежных бабушкиных руках.
Глава 9. Отец
Моего отца бабушка откровенно недолюбливала. Между ними сразу установились классические отношения тещи и зятя. Она считала, что он не достоин ее кроткой, тихой и образованной Шуревны. Мол, свалился в семью как снег на голову без кола, без двора! А главное, без должного уважения к старшим. (Теща называла зятя нервным психом.) Он же считал бабушку необразованной деревенщиной, посмеивался над ее церковно-приходской школой, истовой религиозностью и чуждым для него говором.
Маму с отцом познакомила его сестра Мария. В послевоенные годы они учились в одной институтской группе. А папа, ветеран войны Иван Васильевич Колесников, прошедший молодым офицером с боями с 1941 по 1945 год фронтовой путь от Воронежа до Венгрии и Чехословакии, служил в конце 40-х годов в Белоруссии, в городе Бобруйске. Там после войны стояли наши войска, которые постепенно сокращали, а контингент демобилизовали. Однажды на лекции сестра отца показала маме фото очень красивого молодого офицера с гладко зачесанными назад волосами по моде тех лет.
— Смотри, какой у меня брат! Неженатый… Скоро приедет в отпуск. Придешь знакомиться?
Мамино сердце дрогнуло. Обмирая от собственной смелости, она, робкая по натуре, пошла в гости к одногруппнице. В жизни молодой военный оказался еще привлекательнее, чем на фото. Почувствовав друг к другу взаимную симпатию, молодые люди начали переписываться. В домашнем семейном альбоме хранится масса пожелтевших черно-белых фото отца в военной форме с неизменным орлиным взором, видимо, устремленным в светлое коммунистическое будущее. Отец любил витиевато подписывать фото. Самой простой подписью было: «На вечную память моей любимой Шурочке от верного друга Вани». Или: «Пусть эти мертвые черты напомнят тебе живой облик мой». В конце он обязательно ставил свою длинную замысловатую подпись. И непременно — число и дату. Отец был человеком истинно военным: дисциплинированным, аккуратным и пунктуальным. И очень любил армию.
— Свататься жених приехал зимой с одним чемоданчиком, — рассказывала мне бабушка, когда я повзрослела. — Морозы стояли лютые. Мы ходим в тулупах и валенках. А он прибыл в шинельке, хромовых сапогах и брюках галифе. Видно, замерз сильно. Попросил разрешения не разуваться. Ходит по дому, громко стучит каблуками, согреться пытается. Меня сразу стал называть мамашей. Мол, вы, мамаша, не возражаете, если мы с вашей Шурой поженимся и уедем ко мне в часть?
Как это не возражаю, говорю. Письма — это одно. А узнать человека — совсем другое. Тут время нужно. Я своего согласия не даю. Знать тебя не знаю, мил человек, из каких краев ты свалился на нашу голову. Опять же спросила, а что ты за душой имеешь, окромя своего чемоданчика да военной части. Он в ответ лишь усмехнулся: «Добро да хозяйство, мамаша, дело наживное. Главное, мы с Шурой любим друг друга».
Не лежала у меня к нему душа. Не хотела, видит бог, отдавать я за него свою Шуревну! Так ей и сказала. А моя тихоня вдруг как раскричится: «Ты что, мама, хочешь, чтобы я в девках на всю жизнь осталась? После войны кругом одни вдовы да старые девы. Парней на войне поубивало. За кого замуж-то идти? Я летом пединститут заканчиваю. По распределению меня могут в тьмутаракань загнать…» И ну в слезы. Прямо вся ими умылась.
Бабушка оторопела и сдалась. Достала с образов икону Владимирской Божьей Матери, которая перешла к ней по наследству от ее бабушки. Ей благословляли молодых на благочестивую семейную жизнь и благочестивое деторождение. Собрала скромную свадьбу. И, смахивая слезы и мучаясь от тревожных предчувствий, снарядила дочь в Белоруссию.
Прожили там родители три года. Обзавелись скромной комнаткой. Принесли меня из роддома. А когда мама пошла работать, взяли мне няню, простую деревенскую девушку. Только жизнь молодой семьи начала налаживаться, как отца вдруг комиссовали из-за тяжелой контузии и отправили на все четыре стороны на гражданку. Сказать, что он сильно обиделся на государство за то, что его использовали для защиты Родины, а потом выкинули, — значит не сказать ничего. От такого удара судьбы он потом не оправился всю жизнь. И проклинал судьбу.