Когда появилась «Книга Памяти» и родные фронтовиков начали с ее помощью узнавать о подвигах своих солдат, я наконец поняла, за что отец получил свой орден Красной Звезды. Однажды летом племянник прислал мне на мобильник фронтовой путь младшего лейтенанта Ивана Колесникова… 20 лет отроду. С бьющимся сердцем я начала изучать его и поняла, что о военном прошлом отца не знаю ничего! Как многие фронтовики, он не любил рассказывать о войне — начинали душить рыдания. А тут из ветхого пожелтевшего приказа о награждении вдруг с удивлением узнала, что двадцатилетний лейтенант без потерь провел пополнение из Воронежской области по территории Львовщины, не раз попадал в засаду, вел бои, но не потерял ни одного новобранца. За это и был удостоен высокой престижной награды…
Мама признавалась, еще в Белоруссии она поняла, что зря не послушалась бабушку, не захотевшую отдавать ее замуж за брата однокурсницы. Но сначала было стыдно признаваться перед родителями в своей ошибке. Потом родилась я. И мама приказала себе терпеть в надежде, что стерпится-слюбится. Ведь хороших сторон у мужа больше, убеждала она себя. Но на гражданке жизнь с отцом вообще вошла в штопор. Супруги перестали понимать друг друга и постоянно ссорились. В местном отделе образования мама взяла направление на работу в далекую сельскую школу одного из райцентров.
— Решила никому ничего не говорить. Забрать тебя и уехать куда глаза глядят, — делилась она со мной. — Но тут вдруг поняла, что беременна вторым ребенком.
Родительская жизнь-испытание продолжилась еще 30 лет. Вплоть до внезапной смерти отца в 61 год…
На улице у меня с малых лет была роль заводилы, негласного лидера. Я вечно что-то придумывала и предлагала. То ставила для родителей концерт местных детских талантов. То уводила малышню на железную дорогу, на линию, как у нас говорили, смотреть на поезда. А то выдумывала, что огород с картошкой соседки тети Лизы — джунгли.
Однажды в августе мы ватагой прибежали туда и стали собирать со зреющих картофельных кустов зеленые шарики — такие появляются на месте цветов. Когда это дело надоело, кто-то предложил:
— А давайте посмотрим, какая картошка выросла?
Начали азартно подрывать кусты руками. Картофелины были маленькие, величиной со сливу.
— А может, на тех кустах больше?
Наше огородное вредительство остановил истошный крик соседки:
— Ты погляди, что эти сорванцы удумали! Пол-огорода картошки мне перепахали! Ну, это я так не оставлю. Щас доложу вашим родителям. Пусть они вам всыпят по первое число!
Нас сдуло с огорода как ветром и разбросало по домам. Сижу себе тихонько за книжкой и вдруг вижу — тетя Маня??? с кустом картошки в руках направляется к отцу. О чем они разговаривали, я не слышала. Помню только, что отец в сердцах крикнул:
— Убью эту заводилу паршивку!
Я пулей вылетела из дома. Описала круг по бабушкиному двору. И шмыгнула в узкое отверстие в большой поленнице, известное лишь мне одной. Там было тесно и пыльно, но надежно. Никто не найдет! Сколько времени я там просидела, не помню. Сначала вся дрожала от страха, представляя, что будет, если отец меня найдет. И… убьет. Чем? Пыталась представить это и холодела от ужаса. А потом, видимо, уснула. Проснулась от бабушкиного плача. И от того, что в моем укрытии стоит беспросветная тьма, о которой говорят: хоть глаз выколи.
— Доченька, отзовись! Родненькая, где ты? — причитала бабушка, заглядывая во все углы сарая и двора и даже в уборную.
Я бросилась ей навстречу:
— Бабушка! Папа убьет меня! Мы у тети Лизы??? картошку подкопали…
Те бабушкины счастливые объятия я помню всю жизнь. И то, как ночевала на жестком бабушкином сундуке. И как поздно ночью стучался отец, а я замирала от ужаса.
— Она у меня заночует, — спокойно и твердо отвечала ему бабушка. — Иди охолонь. Утро вечера мудренее. Совсем запугал девку. Дрожмя вся дрожит.
Отца я боялась. Мечтала поскорее вырасти и покинуть родной дом. Не любила, когда он был дома. Особенно в отпуске. Хорошо, если уезжал в санаторий для ветеранов войны или в другой город к старшим сестрам. Но если оставался дома, то превращал нашу жизнь в ад. Он был из тех, кто рано понял, с партаппаратом в СССР что-то явно неладно. И когда я заканчивала школу и готовилась поступать в вуз, он неожиданно спросил:
— Если положу свой партбилет, то это сильно навредит тебе?
Помню, как я тогда испугалась. Умоляла отца не делать этого. Ведь страна жила по заветам Ильича. И уверенно шла к коммунизму под руководством любимой партии. Он послушал меня. В институт я поступила. Начала строить карьеру. А потом поняла, как прав был отец в своем желании выйти из КПСС.