Пришедшие рассказали ему, как вырвавшийся из Кра-Тоу пепел засыпал долину, наполнив её удушливым, едким запахом. Тогда-то, переглянувшись, они все, не сговариваясь, тайком ушли, сначала растворившись в вереске, а затем собравшись у подножия Кра-Тоу. Они рассказали, как, едва только они начали подъём, Кра-Тоу загрохотал так, что земля у них под ногами заходила ходуном — и многие были готовы вернуться, ибо восприняли это, как гнев богов. Куда вернуться? Туда, где уже стало нечем дышать? А что там будет дальше? Лучше умереть сейчас, здесь, на склоне, пытаясь вырваться из этой западни — чем возвращаться назад, оказываясь в ней всё глубже и глубже. К такому выводу пришли многие, но не все — не будем вспоминать о тех, чьи голоса мы больше не услышали… Те, кто решил прорываться, пришли. Все. Хотя и не все пришли целыми. Избитых, обожжённых, покалеченных, окровавленных — товарищи несли их на руках, едва уворачиваясь сами от летящих сверху горячих — или даже горящих — камней. Когда они были уже на гряде, на границе перевала, когда они уже видели то, что находится за пределами их долины — Кра-Тоу загрохотал ещё раз — страшно загрохотал. Как будто сетуя о том, что ему пришлось упустить эту жертву. "Слышите? Что это?", — Прислушалась малышка И Оту. "Смотрите…", — Показала на противоположный край долины её сестра. Там всё было в какой-то грязно-серой дымке, поднимавшейся туманом вверх. А из-под этого тумана… Вниз вырывался поток грязи, камней и воды — огромный мощный поток, который нёсся в долину, сметая всё на своём пути. Это его шум услышала И Оту… Вскоре грязевые брызги развеялись, и, под радугой, образовавшейся над этим местом, они увидели… Водопад. Вода мощным потоком неслась в долину — и, казалось, ей не будет конца.
— Как красиво… — Заворожено сказала И Оту. И вдруг… — Мама… — Расширенными от ужаса глазами она поглядела на сестру. — Папа… — В полных недоумения глазах её стояли слёзы.
— Не плачь, малышка, не плачь… Ты теперь — уже взрослая. Мы теперь остались одни… — Едва сдерживая подступивший к горлу комок, ответила ей сестра. — Иди сюда… — И она, прижав малышку к себе, стала гладить её по голове — так, чтобы та не видела её слёз. Она ведь теперь старшая — ей не положено плакать. При младших, по крайней мере…
Кра-Тоу тряхнул ещё раз — и громадные камни, сорвавшись с вершины, покатились, подскакивая и шипя, вниз по склону.
— Быстрее! — Крикнул, срываясь с места, кто-то.
— Бегом! — Вторя ему, помчался вниз второй. И они побежали. Страх гнал их, заставляя бежать всё быстрее и быстрее, судорожно глотая ртом смрадный воздух, срываясь, скатываясь, катясь местами кувырком — и всё же некоторых из них догоняли камни — и тогда чей-то крик, прорываясь сквозь грохот Кра-Тоу, заставлял всех остановиться, обернуться — и, превознемогая страх, помогать тому, кто без такой помощи был бы обречён на гибель. Они пришли все. Хотя и не все — целыми. Но они выжили в этом аду — и это было главное. Они теперь — часть племени. Своего племени. У которого есть мудрый вождь — А Джонг.
Но всё это было потом. А сейчас мудрый вождь А Джонг, осторожно оглядывая толпу, пытался определить, кто пойдёт с ним, а кто, поддавшись на уговоры шамана или собственного благодушия и лени, останется здесь. "Только четверть — это не очень плохо", — утешал себя А Джонг. "Только четверть… Всего лишь только четверть…", — негодовал шаман. Взгляды их встретились на миг — и, мелькнув не то ненавистью, не то презрением, вновь разошлись, скользя по толпе.