Администратор Анжелика, ныне продюсер по гостям прямого эфира, мысленно пересчитывала копейки на сберкнижке - надолго ли хватит после увольнения?
Скромно подъехала машина "бентли", без сопровождения. Вице-президент банка "Ё"
Нифагов и его супруга, шляпный дизайнер, вышли на люди по-хорошему, по-простому, полные слов, заготовленных в жертву эфирному гениусу. Любимая тема, успех, но в
особой, утеплённой интерпретации для зрителей муниципального канала, для демоса, без пафоса, - это свежо.
Автор программы шагнул, протянул, пожал, улыбнулся, - "поднимем гумус до демоса",
- очарованные греческими корнями Нифаговы растаяли, перестали замечать муниципальность антуража. Анжелика не дыша взирала на чудеса и опять верила в номер четвёртый. Главный редактор пожимал плечо своей половине. Команда программы чуяла дух межпланетного искрения, подобный озоновому.
Всё началось вовремя, как обещал ведущий. Он был прекрасен и спокоен.
Телезрители, нечаянно тронувшие свои приёмники в тот день, могли видеть картинку
тёплой человеческой радости: встретились хорошо и по-доброму знакомые люди. "Шоу толка"!
Нифаговы сидят на диванчике справа, ведущий на диванчике слева. На заднике
студии - синее полотно, предельно аскетичный фон. Сразу понятно: шоу толка - это вам не ток-шоу. Главное - показы смысла. Где-то по старинке работают, а тут инновация: на вечернем показе дизайнер Чудашкин и светская тигрица Кошак обсудили очередные находки в области смысла жизни, - это из анонса.
Зритель дома сидит на диване, под фикусами, и ничего не подозревает. С первого кадра ему, как обычно, всё ясно, за крохотным исключением, однако спросить не у кого, да и что странного: мужчина пришёл на эфир с супругой. Большинство телезрителей тоже в гости ходят с супругами. Крохотную неясность даже огласить невозможно, не идентифицируется она - так, туманчик.
Ведущий открывает рот и говорит. Нифаговы открывают рот, который мгновенно становится общим, и поначалу говорить не могут. Зритель на диванчике открывает рот и не закрывает.
Анжелика за кулисами зажимает ротик ладошкой. Главный редактор зажимает рот своей жене.
- Милостивый государь, - начал ведущий, - и вы, сударыня! Вы милостынница известная, и вы, господин Нифагов, тоже. Дедушка Фрейд сказал бы, что ваше, сударыня, влечение к изготовлению авторских шляп есть выражение глубоко
запрятанного желания вернуться к истокам, обеднеть, а поскольку этого никогда не
случится, а желание запрятано, вы созидаете воздушные, элегантные головные уборы, а голова, как известно, тоже один из самых глубоких фрейдовских символов…
Не умея выразить что-либо на языке фрейдовских символов, Нифагов жалобно посмотрел на свою жену.
- Вы понимаете, - обрадовалась она, - всё так связано… Я просто люблю красивые вещи…
- И хотите сделать всем красиво? - подхватил ведущий. - Понимаю. Я тоже вот уже несколько… хм… охвачен тем же стремлением. У вас это семейное, у нас тоже. Народ един в этом порыве, не так ли?
- Един, - кивнул Нифагов не очень уверенно, поскольку вот уже пятнадцать лет не
пользовался термином народ ни для каких надобностей. - Моя жена чувствует веяния времени.
- И это у вас тоже семейное, - ещё радостнее заметил ведущий. - Когда вы, господин Нифагов, были молоды, как сейчас помню, вы собирались выйти на
подмостки, но не ради лицедейства, а под восторженные крики "Автора!", не так ли?
Нифагов озабоченно посмотрел на дверь. Она была крепко закрыта.
- Скромность украшает, - подчеркнул Кутузов. - Я расцениваю ваше молчание как
проявление кротости, а вам, сударыня, хочу представить некогда молодое дарование,
осчастливившее советскую драматургию своим благосклонным к ней расположением, да-да, теперь это ваш муж, а тогда, в далёкие унылые времена всеобщего единства, когда вы лично и не помышляли о шляпах, ипподромах и заказчицах из высшей администрации, ваш нынешний супруг усердно ковал счастье, коим вы теперь наслаждаетесь, не так ли?.. так вот, он делал всё, чтобы встретиться с вами.
- Как это мило… - неуверенно согласилась дама.
- Ещё как мило! - воскликнул ведущий, вынимая из очень тёртой сумы какую-то брошюрку. - Вот!
- Это… что? - действительно заинтересовалась дама, не разглядев обложку.
Вице-президент известнейшего, мощного, сказочно богатого банка "Ё" посмотрел на свой "Ролекс": до конца передачи сорок минут. Кожей он почуял, как перед экранами собираются кабельные зрители, которым уже интересно.
- Книга, - пояснил ведущий. - Источник знаний. Я, знаете ли, тоже имею увлечение. Коллекционирую то-сё, и вот, представьте, сколько чудес на свете! Именно эту книгу, "Джунгли музыки", я написал, когда нуждался в деньгах, а никто не давал их мне, как ни протягивал я шляпу. Может, не нравилась им шляпа моя, но книга - понравилась. Ваш муж заплатил за неё прекрасные деньги. Я продал ему текст. Она вышла в свет под его фамилией. На вырученные деньги я положил начало своей коллекции, но об этом позже… Он не просил меня уничтожить черновики - я их оставил. Вот они. Вот почерковедческая экспертиза, вот текстологическая, вот дактилоскопическая… Он вывел себя в люди, стал членом писательского союза и набрал моральную высоту. И там, на вершине, он встретил вас! Вы помните, как вдохновенно рассказывал он вам о муках творчества! Всё это было ради вас! Вот и договор с издательством, вот первые рецензии - про это не знаю подробностей, не я писал! - но они были прекрасны.
- Вы продали свой труд? - уточнила дама у Кутузова. - Вы согласились остаться в тени? Тогда я не вижу никакого криминала в этой сделке.
- Помилуйте! - возмутился Кутузов. - Какой криминал? Я восхищаюсь провиденциальными каскадами! Ваш муж, оказывается, любил вас ещё до встречи с вами. Вы не вышли бы за кого попало, не так ли? Вы из хорошей семьи, вы подаёте милостыню только в очень дорогие шляпы.
Решительно не понимая, как прекратить безобразие, Нифагов поискал глазами кого-нибудь главного тут, но увидел вдалеке лишь круглые глаза потрясённой уборщицы, сжимавшей швабру. На той же оси, но много ближе, стояла камера, на которую, предполагалось, ему следует смотреть и говорить, а уже не хотелось.
- Ну и что тут такого? - спросила дама, переводя взор на мужа. - Быть из хорошей семьи никому не вредно.
- Господин ведущий… как вас там… что-то путает, - наконец ответил Нифагов. - Мы никогда не встречались раньше, а эту книгу о молодом композиторе Маце я написал сам, вместе с моим другом, ныне убывшим на постоянное жительство в западную страну, почему и не может быть свидетелем, но я напишу ему, и он подтвердит, что я честный человек и всегда им был…
По ходу фразы жена всё пристальнее вглядывалась в лицо потерпевшего и, казалось, что-то припоминала.
Кутузов дал ей передышку и, вдруг поменяв интонацию, заявил:
- Ваш истинный, господин Нифагов, зарубежный друг нам дал интервью по телефону. Сейчас мы включим запись, но сначала я напомню, что "социалистический реализм - это художественный метод, который заключается в умении оценить настоящее с позиций научно предвидимого будущего, заметить в окружающей действительности
становление этого будущего и изобразить его в художественной форме". Если так, а это, разумеется, только так и, конечно, только в отношении социалистического
реализма, то ваша семья заслуживает ордена! За всё! И особенно за прозорливость.
Семья вздрогнула. Муж попытался взять жену за руку. Не получилось.
- Это было бы правильно, потому что верно! - провозгласил Кутузов. - Сострадание, выраженное в ваших шляпах, сударыня, выросло из непроявленных интенций вашего супруга, в своё время взлелеянных великим художественным методом, в рамках оценки настоящего с позиций научно предвидимого будущего… Ну скажите, что это не так? Не скажете! Это так.
Главный редактор уже рыдал, и жена его тоже, и всё вокруг повизгивало, всхлипывало, а осветитель стонал от восторга. Продюсер по гостям прямого эфира, не спускавшая глаз с мониторов, предвкушала Мендельсона.