— У вас есть вопрос?
— Есть, есть! — дребезжащий старческий голос. Не девушка. Дедушка.
— А какой же у вас вопрос? — приуныли в студии, но тем не менее.
— Так вынесут тело Ленина из мавзолея или нет? Я вас спрашиваю!.. — с неподдельным интересом, обиженно вопрошает слушатель.
Со звукорежиссёршей начинается форменная истерика. Автор и гость безнадёжно теряют дар речи. До конца программы ещё полчаса. Психолог мигом забывает всю свою науку. Автор машет руками, чтобы режиссёрша убрала звук. Она не понимает и плачет от хохота. Слушатель тоже не понимает: где ответ?
— Я на радио позвонил или нет? — возобновляет он атаку.
— Н-н-на радио, — с нечеловеческими усилиями разжимает губы ведущий. Медицинский журналист.
— Так и отвечайте! Вынесут?
Первой находится, к облегчению всех, режиссёрша. Вырубает и телефон, и студию, замузычивает эфир, вытирая глаза, потом опять сползает со стула.
— Что-что делает с эфиром? — заливаясь, выговаривает Магиандр.
— Замузычивает. Она поняла, что психологический концерт окончен, и запустила резервную музыку. И полчаса услаждала слушателей, кажется, Анжеликой Почему: ля-ля-фа.
— Здорово! — придя в себя, восклицает Магиандр. — Жаль, теперь такого не услышишь!
— Да уж. Спонтанного шапито больше нет. Конечно, оно есть, но в эфир не выпускают. Все станции тогда, в начале свободы, нагрелись на подобных сюжетах и теперь стараются беречься. Ну, кроме известной тебе станции «Патриот».
— А у «Патриота» почему нет фильтра?
— Ну, какой-то всё-таки есть, но редко. На некоторые программы сажают редактора, он трубку первым берёт и выясняет состояние клиента, принимает решение — надо нам или нет? Но не каждый день. Обычно — пришло и пришло, и выкручивайся, любезный ведущий, как умеешь. Кураж надо беречь!
— А вам нравится?
— Так мне только такое и нравится. Азарт. Я очень азартна. Мне, например, ни в коем случае нельзя играть в преферанс. В юности, когда меня только научили префу, мне страшно везло. Но я очень быстро завязала с этим, поскольку ледяные иголки на затылке…
— Что? На затылке? — не понял молодой человек, очень молодой.
— Когда мне приходил голубой мизер, у меня затылок леденел, в жилах кровь останавливалась и лицо белело. Партнёры пугались: нельзя выдавать себя. Карты! И я навек бросила игры. Все до единой.
— И никогда больше? Даже сейчас, когда всюду казино?
— Боже упаси. Даже не заходила ни разу. Да и какие там игры! Дурацкие нагрузки на судьбу. Везение! А мне не хочется проверять какое-то везение. Преферанс — для головы. Считать надо. А тут — фу. Ерунда.
— Откуда вы знаете, если не заходили?
— Я книжки читаю, кино смотрю, с людьми разговариваю. Журналистика, знаешь ли, позволяет иногда получать информацию бесконтактно.
— А тот ведущий, ну с телом Ленина, он потом работал?
— Разумеется. Прочихался, водки попил — и на другой же день обратно. Это не лечится. Радио — игла, с которой не соскакивают. Особенно с иглы прямого эфира.
— А можно попробовать? — вдруг осмелел Магиандр.
— Выйду из отпуска, пойму, на какой планете нахожусь, попробуем. Сейчас я никто и звать меня никак. Опальный субъект, которого ели, не съели, но аппетит, боюсь, остался.
— Но мамы нет… — нахмурился он, полагая, что я совершила некую речевую ошибку.
— Мне жаль безумно, поверь, честное слово! Но ведь она не одна.
— Как? Ведь всё выяснилось! Все письма, разными почерками, на всех этих бланках, писала только она!
— Ребёнок. Давай ты не всегда будешь спорить со мной, а только изредка, идёт?
— Вы думаете, у неё были сообщники? — возмутился он.
— Сообщник анонимщика — эпоха. Время действия. Историческая обстановка. Язык и контекст. Словом, очередные задачи советской власти… А, ты не читал.
— Вы меня утешаете или пугаете?
— Сама не знаю, как относиться к этому. Ты ведь совсем юный, а уже столько пережил. В мирное время — сирота, на ровном, казалось бы, месте. Смотри, что получается: в один миг ты остался без матери, а в какой-то степени и без отца — он, конечно, найдётся, уверена! Взрыв, будто метеорит упал на семью, где не собирались ни умирать, ни убегать. И сидишь ты сейчас в кафе с представителем прессы, а сидел бы дома и смотрел на других представителей, только на экране. И радио слушал бы равнодушно, там про других, и всё это умора и кино.
— Пресса принесла в наш дом смерть. Началось-то не с вас. Объявление было всероссийское, новости министерства, про Дарвина и религию.