Глава 32
Поётся там, где и воля, и холя, и доля. Пой песню тот, у кого голос хорош. Шары, бары, растабары: белы снеги выпадали, серы зайцы выбегали, охотнички выезжали, красну деву испугали; ты, девица, стой, красавица, пой!
Магиандру нежно, до влюблённости понравился бородатый полупастор и его стиль. А перевод, выполненный лучшими русскими умами науки — Тимирязевым, Сеченовым, Мечниковым! По выразительности описаний, гибкости фразировки, вообще по изобразительной силе — почти Чехов! А научный подвиг, чудные, прекрасные подробности, крылья, лапки, хвостики, — Дарвин описывал мир и фауну с нежностью и страстью, — оторваться невозможно. Симфония. Поэма. А дело, навек пришитое ему одному, в то время как в победе обезьяны виноват фабрикант и меценат Энгельс! — несправедливо.
У Дарвина всё дерзкое и сомнительное выражено так изящно, мило! «Что касается до величины тела или силы, то мы не знаем, произошёл ли человек от какого-нибудь сравнительно малого вида обезьян, вроде чимпанзе, или такого мощного, как горилла; поэтому и не можем сказать, стал ли человек больше и сильнее, или, наоборот, меньше и слабее своих прародителей».
Сомневается! Мы, говорит, не знаем! Выросли мы либо усохли — науке не известно. Добела закипая от основной мысли Дарвина, юноша мучительно восторгался плавной медлительностью подачи, педантичной красотой и тщательностью учёной отделки текста.
«При этом нужно, однако, иметь в виду, что свирепое животное, обладающее большим ростом и силой и способное, подобно горилле, защищаться от всех врагов, по всей вероятности не сделалось бы общественным. Последнее обстоятельство всего более помешало бы развитию у человека его высших духовных способностей, как, например, симпатии и любви к ближним. Поэтому для человека было бы бесконечно выгоднее произойти от какой-нибудь сравнительно слабой формы».
Лапочка! Он выбирал нам, слабоумным, выгоды! Мотивировки любви к ближним! Он и сам, выходит, решительно не доверил бы общество горилле. Он понимал, какие беды несут грубость и неотёсанность вкупе с победительными зубами, — ах, солнышко! Горилла, круша врагов, не стала бы общественной! Милый… А кто, интересно, стал бы? Крушить врагов — услада столь богатая, захватывает по горло, за горло, — ни за что не отстанешь от лакомства и просто некогда будет произойти в человека.
А как он верил в грядущее развитие! Настанет, настанет светлый день, — если, конечно, все будут спариваться впредь более разумно и не спеша приращивать человечество силачами и красавицами. Любовь людей — неправильная!
Собственно, только эта помеха — неразумность любовного выбора — и стоит на пути прогресса. Всего ничего. Совершенные любовные связи, безукоризненный выбор половых партнёров — и всеобщее благолепие обеспечено. Детали: остались пустяки — наладить всемирное сознательное сватовство. Так?
В развитии человечества по Дарвину ему, Васе Кутузову, православному мальчику, показалась неуместно завышенной роль ревности. Батюшка в церкви однажды рассказывал о губительной силе ревности, о греховности ея, подобной гневу и гордыне.
Но сегодня, вчитавшись в Дарвина поглубже, Вася понял сам, что никак иначе спасти нельзя ни теорию естественного отбора, ни практику полового. Без ревности ни человек, ни семья, ни частная собственность, ни государство невозможны, что всему миру доказал исключительно дотошный учёный из английского городка Даун.
Этот материал надо действительно в школе преподавать, решил Магиандр, но не по биологии, а по основам безопасности жизнедеятельности, развитию речи, домоводству и ботанике. Упоительное чтение, блистательный нарратив! А в институтах — по методике исследовательской работы, стилистике плюс на тренингах по выживанию: перелопатить столько источников и продвигать одну-единственную идею десятилетиями, теряя при этом и чувствительность к поэзии и даже способность к восприятию классической музыки (на что сам старик жалуется в «Автобиографии»), и тем не менее стоять на своём: не могло быть однократного акта творения! Была эволюция от низших существ!
Заодно Магиандр нашёл у Дарвина рецепты создания идеальных романов: только со счастливым концом, а в главной роли — женщина, и непременно хорошенькая. Выпуск романов с несчастливым финалом хорошо бы запретить законодательно. Так говорил Дарвин.