— Хорошо, я не буду читать павианам ни писем, ни книг. — Кутузов подул на израненную кисть. — Всё, не болит?
— Ты очень приятно дуешь на павианкину лапу. Всё прошло. А ещё надо сказать студентам…
— …словами того же любимца?
— Да. Вот это: «Каким образом развились впервые умственные способности у низших организмов — это такой же бесплодный вопрос, как и тот, каким образом впервые развилась жизнь. Такие задачи принадлежат далёкому будущему, если только их когда-либо суждено решить человеку». Эту цитату я знаю на пяти языках. Господин Дарвин был честен пред неблагодарными потомками, — провозгласила Аня.
— В отличие от господина Энгельса, мощно изобразившего первобытного трудягу, неуклонно умнеющего от своих первотопорных махов и неотвратимых озарений!.. — согласился Кутузов. — А вообще-то человек первым делом смекнул и только, увы, потом задумался.
— Сначала смекнул, потом подумал? Ах, как здорово! Лучшее изложение эдемской коллизии! Великолепно. Сначала хочет быть как боги, потом расхлёбывает. — Аня веселилась от души.
— Расхлебать не получается. Видимо, только смекать и умеет, — подхватил ее настроение Кутузов.
— Я в детстве очень любила думать, — сказала она доверительно, отчего Кутузов громоподобно расхохотался, до слёз, впервые лет за сорок.
— Сидит юница в песочнице, — всхлипывал профессор, — а глубокие морщины бороздят её лоб!..
— Да, и однажды я бровью смахнула божью коровку!
— Каким образом?! — От смеха Кутузова подрагивала пирамида.
— Задумалась я! А коровка сидела у меня на правой брови…
— Н-н-а п-п-правой? Отчего ты помнишь это?
— Она упала мне на правое предплечье, обиженно покрутилась, показала темный подъюбочник и улетела вправо. Я видела и запомнила.
— И не вернулась? Ну, типа с братвой, поговорить по душам, чтобы ты бровями-то не очень размахивала во время думания?..
— Не вернулась.
— А тебе удобно лежать на моём правом плече, а, божья коровка? Может, левое лучше?
— Не знаю. Никогда не лежала на плечах. Я не знаю!
— Понимаю. Ты никогда не лежала на плече у мужчины. Правильно я понимаю? Ты, видимо, девица, и ты мыслишь.
— Да, мыслю. Девица. Я переживаю.
— Что, детка? Или о чём?
— И что, и о чём. Комплексно. Переживу — скажу.
— Давай вместе. Начни с эмоций. Потом скажи о мыслях.
— Почему в этой последовательности? — удивилась Аня.
— Настал век регенерации.
— В чём дело? — ещё больше удивилась Аня.
— Все генетики думают: каков механизм восстановления утраченных частей тела? Проблема века! Все хотят пожить ещё чуть-чуть. Старые модели им не нравятся.
— А что в старых моделях? Ты перепрыгнул.
— Старая модель была такая. Любишь — творишь мир. Не любишь — разрушаешь. Под эту модель заточена вся наша физиология, микроволны тела. Всё устроено лучшим образом. Если не думать о людях плохого — никогда ничего не заболит. Все братья, все любимые. Нет конфликта, нет искусства.
— А, понятно, становится скучно: ничего нет! — засмеялась Аня. — Знаешь, однажды я пробовала размышлять о коммунизме. Не получилось. Невообразимая картина. Все друг другу показывали бы свои вышивки, пели песни о счастье…
— Конечно, ребёнок. Я ненавижу Библию за то, что она не объясняет очевидного, но я не прав. Она понимает: абстракции — это то, что слишком ясно. Вот конкретное — это проблема. Любовь! А как любить? Или как синие твои глаза. Почему они такие синие? Почему ты такая красивая? Зачем природа выдумала это чудесное бессмысленное сочетание красоты и совершенного ума, который всё помнит, прислушивается к судьбе, спит и видит — помощь! Помощь другому живому существу! Ты что, любишь ближних, как себя? Таких не делают! Или: такие не живут. Ты зачем тут? Откуда? Ты знаешь, как любить?!
— Ты дышишь прошлым, ты насквозь им пропитан. Ты — культура мыслящего мира, столкнувшаяся с двадцать первым веком, а тут надо побольше душой, нервами чувствовать. Жизненно важно!
— Да? — беспомощно спросил Кутузов.
— Да, — ответила девочка, впервые целуя мужчину в губы.
Глава 41
Кабы знать да ведать, где ныне обедать. Человек по сердцу — половина венца. Лучше жениться, чем волочиться. При девушке я живой был человек. Холостой — полчеловека