Нажав кнопку звонка, я стала ждать появления за стеклом заплаканных глаз хозяйки. Тут интуиция не обманула меня — лицо Элеоноры Наумовны на самом деле было опухшим из-за пролитых ночью слез. Женщина торопливо открыла нам дверь, даже не спросив о том, кто мои спутники.
— Здравствуйте, Элеонора Наумовна, — начала я, — эти мужчины вели дела с вашим мужем…
— Я помню, помню, Танечка, вы говорили. Проходите. Вы за статуэткой пришли?
Мы стояли, не зная, что ответить. Чужое горе имеет свойство не столь глубоко затрагивать, как собственное, но тем не менее вызывает в вас непонятное чувство вины и тягостное ощущение, которое остается надолго. Теперь меблировка дома не показалась какой-то особенной, хотя, безусловно, продолжала привлекать внимание. Артем и Валерий осматривались, не решаясь сделать и шага. Молчание затянулось.
— Вы заберете ее сейчас? — спросила наконец Гробовская, словно очнувшись от сна.
— Да, если это не доставит вам неудобств, — тихо ответил Архипов.
Мы прошли через холл в гостиную и остановились у двери в кабинет. Хозяйка повернула ручку двери, пропуская нас вперед. Кабинет поразил всех троих. Наверное, это было так заметно, что Элеонора Наумовна, ни к кому не обращаясь, произнесла:
— Мой муж был человеком необычным и привык везде и во всем создавать комфорт. И все же больше всего он заботился о красоте. Красота — великая сила…
Сомневаться в ее словах не приходилось. Кабинет был обставлен, пожалуй, лучше, чем вся квартира, к тому же располагался в самой большой комнате. Три стены от пола до потолка занимали стеллажи с потемневшими корешками старинных книг, картины, написанные маслом, а также исполненные в непонятной технике, произведения чеканки, множество мелочей, которые делали, казалось бы, несовместимые вещи единым целым. Лампа под зеленым абажуром напомнила мне фотографию читающего Черчилля в одном из вузовских учебников — там был очень похожий светильник. Рабочий стол с огромной столешницей был завален тюбиками с краской, иконами, камушками непонятного назначения и кистями. Возникало ощущение, что комната принадлежит художнику, только вот нигде не было видно холстов или листов с этюдами.
Три небольших стула с высокими спинками и подлокотниками больше походили на изящные кресла и стояли вокруг столика на высоких ножках. Также в комнате было несколько закрытых тумб, высокий шифоньер и две этажерки.
Пока я рассматривала комнату, взгляд Валерия не отрывался от стола. Среди всех вещей, которые были на нем разложены, я безошибочно узнала Мару — ту самую статуэтку, за поиски которой мне полагалось двести долларов в сутки.
Он подошел и взял фигурку со стола.
— Вы позволите? — обратился Архипов к вдове.
— Да, конечно. Татьяна объяснила мне, что это ваша вещь.
Стрелецкий, до сего момента никак себя не проявлявший, тоже принялся рассматривать Мару. Но, видимо, не удовольствовавшись обычным осмотром, попросил разрешения воспользоваться большой лупой Гробовского.
Он довольно долго возился со статуэткой. Вертел ее в пальцах, царапал ногтем, чуть ли на вкус не пробовал и, наконец, поставив ее на прежнее место, заключил:
— Это не Мара. Вернее, не настоящая Мара. Подделка, причем не самая удачная. Такую можно изготовить практически в домашних условиях, имея минимум подручных средств. Кроме того, материал, из которого она сделана, далеко не бронза. Так что это не та Мара, которую я видел на аукционе. Статуэтка стоит от силы шесть сотен, и то рублей.
Мы с Архиповым стояли, словно сраженные молнией. Я-то думала, что запросто разобралась с делом, за которое получу небольшие, но вполне заслуженные деньги.
— А вы уверены, что настоящая статуэтка была? — спросила я, надеясь найти хоть какую-то зацепку.
— Абсолютно уверен. Так же, как сейчас уверен в том, что вижу вас, — заверил меня Стрелецкий.
Гробовская стояла перепуганная насмерть и смотрела на нас непонимающими глазами.
— Элеонора Наумовна — заговорила я, подойдя к вдове, — понимаю, вас сейчас это совершенно не интересует, но дело в том, что статуэтка ценою в несколько тысяч долларов пропала из кабинета вашего мужа. И мне, как частному детективу, нанятому господином Архиповым, придется заняться этим делом.
— Да-да, конечно… — торопливо проговорила женщина. — Тогда, наверное, нам лучше пройти в комнату. Тут все слишком о нем напоминает…
Ничего плохого в этом не было, и мы все устроились в гостиной, приготовившись терпеливо выслушать рассказ Гробовской, сколько бы он ни продолжался.
— До того, как вы, Танечка, вчера пришли к нам, произошло много всего. И неприятного в том числе. С самого утра к Витольду Модестовичу пришел его ученик и помощник Данила, вместе с которым они занимались реставрацией и еще какими-то делами. Я в их дела никогда не вникала и старалась не мешать супругу. У нас было так заведено. Работа у мужа сложная, требующая большой сосредоточенности. Когда они работали, из кабинета пахло краской и растворителем, поэтому я уходила в кухню готовить обед, чтобы не дышать всякой гадостью. Около одиннадцати часов пришли еще двое мужчин. Один — Игорь, жених Инги, дочери супруга от первого брака. Витольд Модестович давно разошелся с матерью Инги, но добрые отношения с дочерью поддерживал всегда. Инуля к нам часто приходит, вежливая девочка. У нее и комната тут раньше была. Теперь, правда, она закрыта — Инга живет с матерью и собирается замуж.
Я по ходу рассказа Элеоноры Наумовны делала кое-какие заметки в блокноте. Это обычно помогает, когда по прошествии какого-то времени начинаешь сопоставлять записи. Но тут решила сделать перерыв, поскольку описание родственных отношений показалось мне лишним. Но вот хозяйка снова вернулась к сути:
— Второго мужчину я никогда раньше не видела. Нет, и не просите вспомнить, я точно знаю — он никогда не бывал у нас. Даже представления не имею, кто он и кем приходится мужу. Скорее всего, тоже коллекционер, клиент. К Витольду Модестовичу другие люди и не ходят. И вас, Таня, я за антиквара приняла, — рассказчица сделала паузу. — Потом все прошли в кабинет. А Данила даже не выходил, как зашел еще утром, так и оставался в кабинете. Он прилежный, супруг никогда на него не жаловался. Я даже удивлялась — молодой, а учтивый, не спорит никогда. И приходит, как только его позовут.
— И что же дальше?
— Где-то через полчаса я подала им в кабинет чай. Почему время помню? Я пирог яблочный в плиту поставила и — звонок в дверь. Подумала: как раз гостям угощение поспеет. Пирог испекся, и я подала его к чаю.
— А чем все занимались, когда вы вошли?
— Но я ведь не приглядывалась и долго в кабинете не задержалась. Данила сидел за столом — работал. А Витольд Модестович разговаривал с Игорем и его товарищем. Я никогда при визитерах долго там не оставалась, а в этот раз тем более — мне показалось, что у мужчин случился какой-то конфликт. Когда вошла, услышала, что они говорили на повышенных тонах, а супругу никогда не было свойственно такое. Он человек тихий, спокойный, всегда выдержанный, голоса не повысит. У него сердце больное, я не позволяла ему волноваться. Но в его дела я не вмешивалась, поэтому и тут ничего другого, как уйти, мне не оставалось.
В том, что женщина говорила правду, я ни капли не сомневалась. Пока не выявилось ничего, что могло бы свидетельствовать о ее лжи. Да и мотивов не наблюдалось. Мои компаньоны сидели тихо, стараясь ничем не отвлекать хозяйку от рассказа. Я попросила ее продолжить.
— Дальше случилось то, о чем мне неловко рассказывать. Признаться, от этого я и расстроилась, поскольку не знала, что делать… — Элеонора Наумовна несколько театрально округлила глаза, демонстрируя смущение. — Так вот, через некоторое время — прошло минут пятнадцать, наверное, — Витольд Модестович вышел из кабинета очень встревоженный, раздувая ноздри и шумно дыша. Он прошел через гостиную в нашу спальню, ключом открыл один из ящиков секретера, достал шкатулку, где хранились деньги, и вместе с ней вернулся в кабинет. И, представьте, все это совершенно молча, не сказав мне ни слова, будто меня в доме нет или будто я — предмет обстановки. Не стану скрывать — я обиделась, но тогда ничего не сказала, решила с мужем поговорить потом. Вскоре после этого мужчины ушли, причем Игорь очень сухо попрощался со мной и мужем. А Витольд Модестович сильно нервничал, в таком состоянии я не видела его никогда. Он прошелся взад-вперед по комнате, затем вернулся в кабинет, и я слышала, как он просил Данилу уйти, потому что продолжать работать не в состоянии. Я не слишком утомляю вас подробностями? — поинтересовалась она. — Просто помню, что в фильмах частные детективы всегда просят вспомнить как можно больше разных подробностей.