Во время юбилейной демонстрации в Москве и Ленинграде оппозиционеры подняли над колоннами свои лозунги: «Повернем огонь направо — против кулака, нэпмана и бюрократа!», «Выполним завещание Ленина!», «Против оппортунизма, против раскола — за единство ленинской партии!». «Сегодня эти лозунги составляют официальное кредо сталинской фракции в ее борьбе против правых»[316], — с грустью комментировал Троцкий два года спустя. Кроме ленинского завещания, конечно. Этот лозунг воспримет Бухарин в борьбе против Сталина. Оппозиционные лозунги вывешивались также на стенах домов, где жили оппозиционеры. Центральной трибуной оппозиции стала гостиница «Париж», выходившая на Манежную площадь. Оттуда Смилга, Преображенский и др. обменивались приветствиями с демонстрантами. К гостинице подъехал штурмовой отряд «большинства» во главе с секретарем Краснопресненского райкома М. Рютиным и начал осаду. В балкон оппозиции кидали камнями, гнилым картофелем, поленьями. Затем с криками «Бей оппозицию!» и «Бей жидов — оппозиционеров!» команда Рютина ворвалась в номер и устроила там погром. Оппозиционеры были избиты и задержаны. Милиция не вмешивалась.
К демонстрации 7 ноября правящая фракция хорошо подготовилась. Поднимавших плакаты тут же начинали избивать, плакаты вырывали из рук и ломали. Зиновьев и Радек были задержаны перед демонстрацией. На автомобиль, в котором ехали Троцкий, Каменев, Смилга и Муралов, было совершено нападение. Милиционеры стреляли, толпа кричала, кто — то ударил по автомобилю. В Харькове при разгоне оппозиционного собрания была открыта стрельба. Оппозиция заявила об «отказе от „смычек“ (оппозиционных собраний — А. Ш.) под угрозой физической расправы над коммунистами»[317].
Несмотря на то, что оппозиция считала для себя возможным не подчиняться решениям XV съезда, который превратился в «узкий актив сталинской фракции»[318], левые продолжали утверждать: «Оторвать себя от ВКП оппозиция не позволит и к организации второй партии не приступит»[319]. Но 14 ноября Троцкий и Зиновьев были исключены из партии, а другие оппозиционеры выведены из ЦК и ЦКК.
Разгром оппозиции был завершен на XV съезде ВКП(б) 2–19 декабря 1927 г. Оппозиционеры были представлены на съезде несколькими делегатами с совещательным голосом, которых подвергли показательной идеологической «порке». При выступлении Каменева и Раковского их постоянно перебивали, не давали говорить, оскорбляли, обвиняли в предательстве партии. Рыков и Томский прямо говорили, что оппозиционеров необходимо арестовать. Каменев говорил о примирении с партией, о полном подчинении ей, но не об отречении от тех взглядов, которые подтвердились (как в случае с Китаем). С места ему кричали: «От чего же вы отрекаетесь!». Им нужно было отречение, унижение оппозиции независимо от того, права она или нет. Раковский упрекал большинство в потворстве мировой буржуазии, которая стремится «изолировать нас идейно от мирового пролетариата». В ответ кричали: «Долой меньшевиков с трибуны!»[320]
Сагитировать съезд было невозможно. Оппозиция был обречена на поражение, потому что не мыслила себя вне партии. По утверждению Троцкого уже после 7 ноября «единственной заботой Зиновьева и его друзей стало теперь: своевременно капитулировать»[321]. Но и троцкисты пока не очень отличались. 10 декабря съезд получил отдельные послания троцкистов (Раковский, Муралов и Радек) и зиновьевцев (Каменев, Бакаев, Евдокимов и Авдеев). Они были почти одинаковыми и просили у съезда права хотя бы сохранять свои взгляды, при условии роспуска фракций. Сталин уже не верил таким заявлениям: «Говорят, что оппозиция имеет в виду подать съезду некое заявление насчет того, что она, оппозиция подчиняется и будет подчиняться всем решениям партии (голос: „Также, как в октябре 1926 года?“), распустит свою фракцию (голос: „Мы слышали это два раза!“) и будет отстаивать свои взгляды, от которых она не отказывается (голоса: „О — о“. „Нет, мы уж лучше их сами распустим!“), в рамках партийного устава. (Голоса: „С оговорочками“. „У нас рамки не резиновые“.) Я думаю, товарищи, что ничего из этой штуки не выйдет»[322].
Большевики были привержены идее военной дисциплины в своей партии и считали существующий уровень свободы мнений вполне достаточным. Оппозиция предлагала расширить его до пределов, чреватых расколом. Уровень политической культуры большевистских руководителей в большинстве своем был не высок, они пока не чувствовали нужды в свободе мнений. Позднее, после крупных провалов 1930–1933 гг., печальный опыт научит авторитетных руководителей, что решения сначала нужно обсуждать, а потом выполнять. Станет очевидна правота критики оппозиционерами сталинского курса. Но это будет позднее.