Из редакции «Правды» вывели учеников Бухарина А. Слепкова и В. Астрова. Вместо них в «Правду» были направлены сталинцы Е. Ярославский, Г. Крумин и М. Савельев, которые стали публиковать статью за статьей о «правом уклоне» (не называя имен конкретных «правых»). Без их одобрения теперь не могли печататься даже статьи самого главного редактора Бухарина.
Начало и наступление на союзника Бухарина, первого секретаря московской парторганизации Н. Угланова, который продолжал критиковать новую продовольственную политику, опровергая оптимистичные утверждения сталинской фракции: «Что касается улучшения снабжения городов продуктами сельского хозяйства, то, товарищи, тут нужно прямо сказать, что положение ухудшилось не только по линии снабжения хлебом, но и другими сельскохозяйственными продуктами». Главную задачу в области идеологической борьбы Угланов видел в борьбе «против проникновения отравленной философии оппозиции в наши ряды»[393]. А ведь взгляды, подобные идеям левых, высказывали лидеры Политбюро, которые настаивали на приоритете борьбы с «правым уклоном». «Разоблаченный» правый уклонист Мандельштам, выступая на пленуме МК и МГК, продолжал развивать идеи о длительности перехода к социализму: «вся эта огромная масса трудностей, которую мы переживаем, есть длительная полоса»[394].
Битва за Москву стала решающим этапом борьбы между сталинской фракцией и правыми. На этот раз Сталин решил действовать с помощью «демократии», натравив на Угланова партийные низы, недовольные НЭПом. Орджоникидзе писал Ворошилову: «По всем районам начались перевороты, „стали сбрасывать секретарей районов и громить МК“[395].
16 октября, пока Бухарин был в отпуске, состоялось расширенное бюро Московского комитета партии. Пленум был „расширен“ сталинистами. Накануне Политбюро приняло обращение от имени ЦК с резкой критикой примиренчества к правым в Московской организации. На пленум явились члены Политбюро Сталин, Молотов и Каганович. Это не предвещало для руководителей Москвы ничего хорошего. Слово взял директор электрозавода Н. Булганин, который от имени группы членов ЦК и МК заявил, что в Московской организации партии „орудуют правые оппортунисты“[396], которые стремятся свернуть страну на путь капиталистической реставрации. Сам Угланов потворствует правым. Булганина поддержал Каганович. Возмущенный Угланов заявил о своей отставке. Сталин как всегда выступил „примирителем“, не согласился с Булганиным в том, что Угланов — правый. Он виновен лишь в примиренчестве с правыми, и этот вопрос нужно обсудить на пленуме МК.
18–19 октября состоялся пленум МК и Московской контрольной комиссии Организация была подвергнута чистке, из МК вывели заведующего отделом агитации и пропаганды Н. Мандельштама и секретарей райкомов М. Рютина и М. Пеньковского. На конференции досталось и Бухарину за его статью „Заметки экономиста“. Рыков и Томский не предприняли серьезных усилий, чтобы защитить своих союзников. 27 ноября сам Угланов „по просьбе партийного актива“ был снят с поста и заменен Молотовым. Московская организация перешла под контроль Сталина.
Это была важная победа перед ноябрьским пленумом ЦК, где обсуждался вопрос о хозяйственных планах и правом уклоне. Вернувшись из отпуска, Бухарин шесть часов ругался со Сталиным, но в конце концов „сказал, что он не хочет драться, ибо драка вредна для партии, хотя для драки все уже готово. Если драка начнется, то вы нас объявите отщепенцами от ленинизма, а мы вас — организаторами голода“[397]. Обвинение Бухарина оказалось верным, но воли к проведению своей линии у него не было. Три правых члена Политбюро, Бухарин, Рыков и Томский подали в отставку в знак протеста против проводимой большинством кадровой чистки. Они утверждали, что в таких условиях просто невозможно работать. Сталин успокаивал и в то же время убеждал, метод отставок — не большевистский. Нельзя шантажировать товарищей отставкой. Надо решить дело по — хорошему. Орджоникидзе, не понимавший принципиальность разногласий между Сталиным и Бухариным, пытался „сделать все возможное, чтобы их помирить“[398]. В результате Рыков и Томский взяли заявления назад. Открытая дискуссия между сторонниками Сталина и правыми не развернулась. Бухарин, не взявший заявление об отставке назад, счел за лучшее уклониться от участия в пленуме, но написал проект резолюции, который лег в основу проекта Политбюро. Как мы уже видели, в своем проекте Бухарин и поддержавший его Рыков выступали за форсированные темпы индустриализации. Проект лишь предлагает „сузить фронт“ строительства тяжелой промышленности (уменьшить количество планируемых заводов), чтобы сэкономить средства и время строительства. Но уже в проекте эта экономия сводится на нет, так как предлагается обратить особое внимание и на черную металлургию, и на сельскохозяйственное машиностроение, и о текстиле не забыть[399]. Фронт снова расширяется, а при обсуждении на пленуме, когда руководители ведомств и регионов стали лоббировать „свои“ стройки, об экономии стало говорить и вовсе невозможно. Ведь каждый делегат держал в голове: чем выше темпы роста, тем легче „пробить“ свой проект, а при экономии — все „зарежут“, отложат на неопределенный срок. Ведомственные интересы, ажиотаж великих строек и связанного с ним почета, экономической власти и мощи — определяли настроение партийной элиты в это время.