На пленуме и сторонники Сталина еще позволяли себе шутить по поводу „правого уклона“. Куйбышев говорил: „Думаю, что то обстоятельство, что я выступаю в защиту текстильной промышленности, вы не поймете как отклонение от линии на индустриализацию страны“. Его перебивает А. Смирнов: „Погубишь свою репутацию“. Впрочем, выступление „в защиту“ сводится к тому, что объем капитальных вложений в текстильную промышленность явно недостаточный, но денег на ее реконструкцию нет: „Я не могу предложить уменьшить металлургию, химию или топливо…“[405]
Пленум утвердил напряженный бюджет, который должен был вырасти на 20 % при росте национального дохода только на 10 %. Темпы индустриального строительства должны были быть сохранены (речь не шла об их быстром росте). Резолюция пленума ставила задачу „борьбы на два фронта — как против правого, откровенно оппортунистического уклона, так и против социал — демократического, троцкистского, „левого“, т. е. по существу тоже правого, но прикрывающегося левой фразой, уклона от ленинской линии“[406].
Резолюция, как казалось, свидетельствовала о компромиссе между Сталиным и правыми. Но ситуация не терпела компромиссов, должен был быть выбран или один путь развития страны, или другой. И Сталин продолжил наступление на своих противников. На этот раз удар был нанесен по руководству профсоюзов, по Томскому. Томский был главой профсоюзной бюрократии, которая в годы НЭПа видела свой ведомственный долг в том, чтобы защищать рабочих против излишней нагрузки со стороны других ведомств. Томский выступал против кампании роста производительности труда даже при Дзержинском, и планы индустриального рывка, требовавшие от рабочих работы в экстремальных условиях, за пределами человеческих сил, вызывали у Томского опасения и несогласие. Сталину не нужен был такой „голос рабочего класса“ в руководстве, профсоюзы должны были превратиться из защитников трудящихся в организаторов трудовых подвигов.
На VIII съезде Всесоюзного Центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) был повторен сценарий, опробованный в Московской организации. Стали выступать „товарищи с мест“, которые критиковали „оторвавшуюся от масс“ профсоюзную верхушку. Томский воспринял это как дискредитацию руководства профсоюзов, но нанести удар по хулителям не мог — их правоту „во многом“ признали члены Политбюро. Сталин добился избрания в ВЦСПС Лазаря Кагановича, который, по выражению Бухарина стал играть „роль руководителя в руководстве“[407]. Но избрать Кагановича на место Томского так и не удалось, популярностью в профсоюзах он не пользовался. Томский в знак протеста против „двоевластия“ в ВСЦСПС снова подал в отставку 23 декабря. 10 января 1929 г. она была отклонена, но Томский, как и Бухарин, настаивал.
Сталин, изо дня в день наращивавший свои позиции, все еще не был уверен, что открытое, публичное столкновение принесет победу именно ему. Не дрогнет ли ЦК под действием речей Бухарина и Рыкова — все — таки официально самого компетентного в экономике человека. Поэтому, по словам Бухарина, после ноябрьского пленума „были созданы две „линии“: одна — словесные резолюции, другая — это то, что проводилось на деле“[408]. Компромиссные резолюции не выполнялись, Сталин готовил индустриальный рывок. Бухарин же продолжил иносказательную критику Сталина, напомнив ему о ленинском „завещании“. Свой доклад на траурном заседании 21 января 1929 г. по поводу пятой годовщины со дня смерти Ленина Бухарин так и назвал — „Политическое завещание Ленина“. Обобщая последние статьи Ленина (о его письме к съезду открыто речь не шла), Бухарин напоминает, что именно Ленин заложил основы стратегии, которую теперь отстаивает Бухарин. Необходимо „зацепить „наше дело“ за частные интересы крестьянина“[409], а не наносить удары по этим интересам. Имея в виду сталинские планы, Бухарин цитирует Ленина: „Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно — быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т. д.“[410]