Гонки! Есть где разгуляться!
Мал ручей наш, да удал!
Корабли, как птицы, мчатся,
И трамвай от них отстал, —
Он плетется псом побитым,
Дядя Петя пьет до дна.
И, вздыхая, вслед глядит им
Из чердачного окна.
Тетя Зина чуть не лает
На двухпалубный фрегат:
«Ишь, как, сволочь, рассекает,
Ишь, несется, вредный гад!»
Нас зовет усатый, хмурый,
Злой с похмелья управдом
Собирать макулатуру,
Собирать металлолом.
Мы вприпрыжку прочь несемся.
Постовому — наш салют!
И смеется, светит солнце!
И кораблики плывут!
Клен кривляется, как клоун,
В пьяном танце на ветру.
Он к земле навек прикован:
«Я вот здесь, мол, и помру!»
По колено в снежной каше,
Он к нам рвется, баламут,
Он эскадре нашей машет,
И кораблики плывут!
Рожу морщит тетя Зина:
«Пусть он сдохнет, паразит!»
Милицейская машина
У подъезда тормозит.
Сапожищи, как кувалды,
По камням грохочут, бьют.
Дядю Петю с шумом, гвалтом
В «черный ворон» волокут…
…День противный, как микстура,
Куролесь, не куролесь.
У ручья стоим понуро,
Был наш флот, да вышел весь.
Щепки, спички, гонит ветер
Вместо белых кораблей.
Бомж, бездельник, дядя Петя,
Возвращайся к нам скорей!
«В пустых колосьях ветер вязнет…»
В пустых колосьях ветер вязнет.
Дорога вьется, как петля.
На бой, на подвиг, как на праздник,
Идут солдаты короля!
Они готовы лечь костьми на поле брани
И доказать, что их король, а не другой,
Достоин лавров и наград, чинов и званий,
И в споре прав, а тот, другой — ни в зуб ногой!
А весь-то спор — клочок болота, —
Сыр-бор. Трясина. Три сосны.
Но королям — свои заботы,
Свои резоны и расчеты,
И короли хотят войны!
Открыты двери придорожного трактира.
Трактирщик пьян и безобразен, как свинья.
«Эй, вы, сюда, — кричит, — ну как там честь мундира?
Кто перепьет меня — тому полтонны сыра,
Барашек жареный и в жены дочь моя!»
Гуляют, пьют! Ему не жалко!
Луна взошла, зараза, тля!
И по углам плашмя, вповалку
Лежат солдаты короля!
Трактирщик выиграл. Солдаты все проспали
И в нужный срок до поля брани не дошли.
Они в трактире ровно на день загуляли,
Но в этот день и помирились короли!
И ни огня вокруг, ни дыма,
Травой покрыта мать-земля!
Домой, целы и невредимы,
Идут солдаты короля!
Прошло сто лет. Трактирщик мертв. Кабак закрылся.
И короли опять решают, кто главней,
И страх опять в сердцах и душах поселился,
И кровью налиты глаза у королей!
Вдали закат зовет и манит,
И, ведьму с лешим веселя,
На бой, на смерть, на поле брани,
Идут солдаты короля!
И тьмой покрыт клочок болота,
И ведьма с лешим, мох жуя,
До слез хохочут, до икоты:
«Эй, вы, кому сюда охота, —
Добро пожаловать, друзья!»
Портрет трактирщика того ласкает взор мой,
Он от позора, от разгрома спас одних,
Других от славы уберег лихой и вздорной,
Ему я памятник воздвиг нерукотворный, —
Мотив веселый сочинил, придумал стих.
Ну, а пока во тьме, в тумане,
В любые дали и края
На бой, на смерть, на поле брани
Идут солдаты короля!
«За что вы меня судите, какой я враг народа…»
За что вы меня судите, какой я враг народа?
Какой шпион? Опомнитесь! Я все вам объясню!
Я знал Надежду Крупскую с тринадцатого года,
И Феликса Эдмундыча, и всю его родню!
Я как бы на хозяйстве, я на самый верх не вылез,
Зато другим способствовал — в верха-то вылезать!
Мои соседи в камере сполна повеселились,
Когда я репетировал, чего мне вам сказать.
Пашка, японский агент, аплодировал стоя,
«Ты им еще расскажи, — он от смеха икал, —
Как ты с братишкой Буденным бухал после боя,
Как ты ему вороного коня запрягал!»