Но недаром говорят, что человек произошёл от обезьяны. Честно скажу, такого прыжка, да ещё с такой траекторией полёта, я от себя не ожидал. И вижу: сбоку от того, что на солнышке греется, поднявшись вверх, точно кобра, раскачивается огромный ужище. Наверно, хозяин здешних мест, это он мне шипел. Жалко, конечно, что снимка не получилось, но я без претензий. У нас в храме тоже без благословения настоятеля фотографировать не полагается.
Гадюка плывёт по асфальту медленно, величественно поднимая головку вверх. Если видит, что велосипедист может ненароком её переехать, предупреждающе шипит, мол, ты, батюшка, за дорогой-то посматривай, чай не один ты здесь участник движения.
Но змеи ладно, они велосипедисту не помеха, это не то, что деревенские дворняги.
Въезжаю в деревню, вернее, раньше здесь была деревня, а теперь это большой дачный посёлок, немало и москвичей. Где-то среди множества домиков находится дача одного известного Артиста. Вспоминаю, как в самом начале восьмидесятых, в поисках нужного мне магазина я случайно попал в район Таганки.
Знаю, что магазин где-то здесь, а где конкретно, сказать никто не может. Смотрю, какой-то мужичок, небольшого росточка, с усиками перебегает дорогу и усаживается в шестёрку. Я ему:
— Друг, подскажи, где то, что я ищу.
Он начинает объяснять, и в эту секунду я узнаю в нём того самого Артиста. Несомненно, его узнавал не только я, его вся страна знала. Знала и любила, а как можно было его не любить? Губы сами собой растягиваются в улыбке:
— А вы не такой-то?
Он привычно кивнул головой, показал, где находится магазин, и сел в машину.
Откуда мне было знать, что мы с Артистом, оказывается, соседи. Другой раз я увидел его через несколько лет у нас на станции. Схожу с электрички, а он вот, кого-то встречает. Стоит всё возле того же жигулёнка. На нём штаны и майка, такая, времён пятидесятых, белая с глубоким вырезом. Ему бы кепку, и точно типаж тех лет, а ещё было заметно, что он изрядно выпил. Люди проходили мимо, смотрели на него и молча шли дальше. Наверняка его узнавали, его популярность зашкаливала, несмотря на то, что играл в основном эпизодические роли. К нему никто не подходил и не старался заговорить, чувствовалось, людям было неудобно от того, что он так напился.
Качусь дальше, здесь, на краю деревни, на самом пересечении с трассой стоит магазин стройматериалов, раньше на этом месте располагалось маленькое придорожное кафе. Точного названия его уже никто не помнит, но в народе оно почему-то называлось: «Мутный глаз». Мне рассказывали, в этом заведении нередко можно было встретить и нашего Артиста. Потом уже после того, как он заболел, кафешку сожгли. Говорят, будто в ней приторговывали разной дрянью, вот родители в отместку её и подпалили.
Вспоминаю Артиста и задаюсь вопросом, а можно ли сыграть свет человеческой души, который я увидел тогда в её глазах у болотца? И если можно, то как же надо играть, чтобы этот поддельный свет подкупал зрителя, заставлял поверить в его подлинность, забыть, что перед ними только актёр, исполняющий очередную роль. Что вот сейчас, отыграв на сцене, он пойдёт в гримёрку, смоет свет из глаз, точно грим с лица, и поедет ужинать к себе домой.
Только всякий раз, играя свет чужой, не рискует ли человек лишиться своего собственного? А нужен ли он актёру, его собственный свет? Не станет ли он ему мешать изображать чужой? Помню, рассказывали, что идеальный актёр должен быть внутренне совершенно «пустым», иначе как вместить ему в себя другую личность? Искусство перевоплощения требует совершенного самоотрицания. Я, было, не поверил, но знакомый юноша, не так давно окончивший театральное училище, подтвердил:
— Да, батюшка, так и есть. В первую очередь, нас учат жить для искусства, а твоя собственная реальная жизнь на его фоне превращается в нечто второстепенное, ну, что-то наподобие человеческой тени.
Не понимаю я этих собак. Стоишь с кем-нибудь, разговариваешь, велосипед у тебя в руках, рядом крутится дворняга и, кажется, нет ей до тебя никакого дела. Но это только на первый взгляд. На самом деле псина выжидает, когда ты запрыгнешь на велик и закрутишь педалями. Тогда она срывает притворную маску равнодушия и с лаем бросается за тобой в погоню. И это называется «друг человека»?
За какой-то бабушкой она, может, ещё и не побежит, а вот за мной побежит обязательно. Наверно, это ещё из-за того, что, катаясь на велосипеде, я надеваю ярко-зелёный жилет со светоотражающими полосками. Какая собака устоит перед искушением не гавкнуть на такую красоту?