Скоро Рождество, и появились снегири. О, перед этими ребятами я снимаю шляпу. Потому, что это самые важные птицы на свете. Росточка им только не хватает. Вот были бы они, предположим, размером с хорошую кошку, так это бы мы с вами, человеки, на веточках сидели, а они бы вальяжно разгуливали по дорогам. Когда прилетает снегириная стайка, начинается настоящий спектакль.
Если учесть, что у этих птиц настоящий матриархат, то выглядит это приблизительно следующим образом. Самочка с серенькой грудкой расхаживает по лоджии, а сверху из кормушки красногрудые удальцы пытаются сбросить вниз несколько семечек. Снегири их не расклёвывают, подобно синицам, а жуют. Жуют, жуют, пока наконец не разжуют и не выплюнут шелуху. Мы специально насыпаем семечек на пол, чтобы снегири не мешали синичкам, но те всё равно мешают. Поскольку никто не имеет право даже думать о семечках, если за них принялись такие важные едоки, как снегири.
Но нужно видеть забавных маленьких синичек, как они прошмыгивают за толстыми неповоротливыми красавцами, чтобы урвать-таки немножко из содержимого кормушки. Снегири делают вид, что возмущены их наглостью беспредельно, но за нарушителями не гоняются, сохраняют достоинство и невозмутимость.
Скоро Рождество. Народ готовится к новому году, бегают по магазинам, закупают подарки, начались новогодние вечера, а в нашем доме живёт семья, в которой никто ничего не закупает. Она из разряда тех, о ком принято говорить «неблагополучные». Люди не то, чтобы очень уж пьющие, хотя и это случается, они ещё и немного болящие. Я это понял, когда их бабушка пригласила меня к ним на дом отпеть её маму. Прихожу и вижу в одной из комнат странное сооружение из множества подушек, полога и занавесок с рюшечками. Самой усопшей среди этого нагромождения вообще не было видно.
Пока жива была бабушка, её безумные дети и внуки ещё как-то существовали, хотя у них давно уже отключили всё, что только можно отключить — и свет, и газ. Но дети не обращали внимания на такие мелочи, они вообще мало на что обращали внимания, кроме того, что несут в руках их благополучные соседи. Кстати, соседи и вынуждены были взять опеку над этой семьёй, ведь если у людей нет возможности приготовить пищу на газу, они начинают разводить костры на балконе или в ванной, а это для соседей настоящая бомба.
Я смотрел в своё окно и видел иногда, как гуляет не очень трезвая мама с самым маленьким из своих пятерых детей. Не перестаёшь удивляться, такие мамы рожают чуть ли не каждый год, а нормальные обеспеченные семьи от детей отказываются. Неимоверными усилиями соседей троих малолетних внуков удалось-таки поместить в детский дом, а самого маленького, годовалого, почему-то не взяли. Так и остались они у меня в памяти: троица маленьких сорвиголов, носящихся по двору, и непрекращающийся указующий крик балконной бабушки. Она считала своим долгом кричать на детей с балкона. Постепенно старушка увлеклась, и стала кричать вообще на всех, в том числе и на обычных прохожих, а потом взяла и померла. Странная бабушка была единственным человеком, способным в этой семье на любовь. Она не только кричала, но могла и приготовить какую-то пищу, почитать малышам сказку и просто приласкать. Ведь даже странная бабушка остаётся бабушкой.
Во дворе стало непривычно тихо. Соседи скинулись и сами похоронили старушку, а мы её отпели. Остались мама, молодая ещё женщина лет тридцати пяти, шестнадцатилетняя девушка, её старшая дочь, дядя призывного возраста и маленький двухлетний мальчик. За бабушкой и её пенсией они ещё как-то чувствовали себя единой семьёй, а после каждый зажил по-своему. У всех была своя жизнь, только малыш никому не был нужен, а ему всё время хотелось есть. Сердобольные соседи не оставляли мальчика своим вниманием, но не станешь же чужого ребёнка растить, словно своего.
Его мама, наконец, пошла работать, устроившись выпекать булочки со сладкой начинкой. Чаще всего этими булочками дитя и кормилось. Ему бросали, словно собачонке, упаковку сладких булочек на день. Из-за этого у малыша случился диабетический криз, его всего лихорадило. Если бы не соседка, которая вызвала скорую, ребёнок бы умер. Когда приехали врачи, старшая сестра не хотела отдавать им братика. Ей говорят: — Он же умрёт, как ты этого не понимаешь? — Так я и хочу, чтобы он поскорее сдох, надоел уже, орёт и орёт.