— Вы правы.
Керн зажег спичку и протянул девушке. Слабый красноватый свет озарил тонкое смуглое лицо с густыми темными бровями. Глаза были большими и ясными, а губы — пухлыми. Керн не сказал бы, что она красива и что она понравилась ему, но у него было такое чувство, будто их связывает уже нечто нежное и интимное, — его рука коснулась груди этой девушки, до того как он увидел саму девушку. И сейчас, видя ее перед собой, он невольно сунул руку в карман, хотя и знал, что это неприлично.
— Вы уже давно на чужбине? — спросил он.
— Два месяца.
— Немного.
— Это целая вечность.
Керн с удивлением поднял голову.
— Вы правы, — сказал он потом. — Два года — это немного, два месяца — это целая вечность. Впрочем месяц имеет свои преимущества: он становится все короче и короче, чем дольше это длится.
— Вы думаете, это долго продлится?
— Не знаю. Я перестал об этом думать.
— А я думаю все время.
— Первые месяцы я тоже думал.
Девушка промолчала. Задумчиво наклонив голову, она курила — медленно, глубоко затягиваясь. Керн смотрел на ее густые, немного волнистые черные волосы, обрамлявшие лицо. Он бы с радостью сказал ей что-нибудь особенное, остроумное, но ему ничего не приходило в голову. Он пытался вспомнить, как действовали в подобных ситуациях некоторые светские герои из прочитанных книг, но его память словно высохла, а герои, насколько он помнил, никогда не попадали в пражский отель для эмигрантов.
— Вам не темно читать? — наконец спросил он.
Девушка вздрогнула, мысли ее были совсем в другом месте. Затем она захлопнула книгу, лежащую перед ней.
— Нет, не темно. Но я не хочу больше читать. Бесполезно.
— Иногда это отвлекает, — сказал Керн. — Если мне попадается детектив, я его проглатываю, не отрываясь.
Девушка устало улыбнулась.
— Это не детектив, а учебник неорганической химии.
— Ах, вот оно что! Вы учились в университете?
— Да. В Вюрцбурге.
— А я — в Лейпциге. Вначале я тоже таскал с собой учебники. Боялся забыть… Но потом я их продал. Тяжело таскаться с ними; я купил на эти деньги туалетной воды и мыла, чтобы торговать. Теперь на это живу.
Девушка взглянула на него.
— Я бы не сказала, что ваши слова меня успокаивают.
— Я не хотел вас расстраивать, — быстро сказал Керн, — у меня все сложилось не так, как у вас. У меня вообще не было документов. У вас же, наверно, есть паспорт?
Девушка кивнула.
— Паспорт у меня есть. Но через шесть недель его срок истекает.
— Это ничего не значит. Вы, наверняка, сможете его продлить.
— Не думаю.
Девушка поднялась.
— Не хотите еще сигарету? — спросил Керн.
— Нет, спасибо. Я и так слишком много курю.
— Как-то мне сказали, что сигарета в нужную минуту лучше, чем все идеалы мира.
— Правильно. — Девушка улыбнулась и внезапно показалась Керну красивой. Он бы многое дал за то, чтобы продолжить беседу, но совершенно не знал, как поступить, чтобы она осталась.
— Если когда-нибудь я смогу быть вам полезен, — быстро сказал он, — то я всегда с радостью помогу вам. Я знаю Прагу. Я уже был здесь два раза. Меня зовут Людвиг Керн, я живу в комнате справа, рядом с вашей.
Девушка быстро взглянула на него. У Керна было такое чувство, будто он себя выдал. Но она непринужденно подала ему руку. Он почувствовал крепкое пожатие.
— Я с радостью обращусь к вам, — сказала она. — Большое спасибо.
Она взяла со стола книги и пошла вверх по лестнице.
Некоторое время Керн продолжал сидеть в холле. Внезапно он нашел те слова, которые должен был сказать…
— Еще раз, Штайнер, — сказал шулер. — Видит небо, за ваш дебют в той дыре я волнуюсь больше, чем за себя, когда играю в жокей-клубе.
Они сидели в баре, и Фред проводил со Штайнером генеральную репетицию. В первый раз он хотел выпустить его в соседнюю пивнушку против нескольких мелких шулеров. Штайнер видел в этом единственную возможность добыть деньги, исключая, конечно, воровство и кражу со взломом.
Они отрабатывали трюк с тузами около получаса. Наконец карманник остался доволен и поднялся. На нем был смокинг.
— Ну, я должен идти. В оперу. Сегодня большая премьера. Поет Леман. Рядом с настоящим искусством найдется дело и для нас. Люди отдаются ему и ничего не замечают, вы понимаете? — Он протянул Штайнеру руку. — Да, вот еще что, сколько у вас денег?
— Тридцать два шиллинга.
— Этого слишком мало. Ребятки должны увидеть сумму побольше, иначе они не клюнут. — Он полез в карман и вынул купюру достоинством в сто шиллингов.