Керн сунул деньги в карман и попытался разобрать надпись на старом надгробном камне, который наклонился к самой стене. — Рабби Израиль Лев, — сказал он потом, — умер в незапамятные времена, был наверняка высокообразованным, — теперь горстка земли и костей… Как ты думаешь, что мне теперь делать? Идти домой, ограничиться этим, или попытаться еще спекульнуть и довести заработок до пятидесяти крон?
Он вытащил монету в пять франков.
— Тебе это довольно безразлично, старина, а? Ну, тогда дело решит случай, ведь судьба эмигранта — это цепь случайностей. Решка — больше не торгую; орел — продолжаю торговлю.
Он подбросил монету и поймал ее. Она выскользнула у него из руки и упала на могилу. Керн спрыгнул со стены и осторожно поднял монету.
— Орел! На твоей могиле! Значит, ты сам мне это советуешь, рабби. Ну, тогда за работу! — И он направился к ближайшему дому, словно собирался штурмовать крепость.
На первом этаже ему никто не открыл. Керн немного подождал, потом поднялся по лестнице. На втором этаже ему открыла хорошенькая горничная. Она посмотрела на его портфель, скривила губки и снова молча захлопнула дверь.
Керн поднялся на третий этаж. Ему пришлось позвонить два раза, прежде чем в дверях появился мужчина в распахнутом жилете. Не успел Керн вымолвить и двух слов, как тот его перебил.
— Туалетную воду? Духи? Какая наглость! Вы что, неграмотный? И вы предлагаете ваше дерьмо мне, именно мне — генеральному агенту парфюмерных товаров фирмы Лео? Убирайтесь!
Он захлопнул дверь. Керн зажег спичку и изучил табличку на дверях. Так оно и есть. Иосиф Шимек сам торговал духами, туалетной водой и мылом.
Керн покачал головой.
— Рабби Израиль Лев, — пробормотал он. — Что это значит? Мы, кажется, не поняли друг друга.
Он позвонил на четвертом этаже. Открыла полная приветливая женщина.
— Входите, входите, — добродушно сказала она, увидев Керна. — Немец, да? Беженец? Ну, входите, входите!
Керн прошел за ней на кухню.
— Садитесь, — сказала она. — Вы же наверняка устали.
— Не очень.
Первый раз в Праге Керну предложили присесть. Он воспользовался редким случаем и уселся. «Извини, рабби, — подумал он, — я поспешил. Извини меня, я еще молод, рабби Израиль». Затем он начал распаковывать товар.
Полная женщина, величественно скрестив руки на животе, стояла рядом и смотрела на него.
— Это духи? — спросила она и показала на маленький флакончик.
— Да. — Керн, собственно, думал, что она будет интересоваться мылом. Он высоко поднял флакончик, словно драгоценный камень.
— Это знаменитые духи «Фарр» фирмы Керн. Нечто совершенно особенное! Не какая-нибудь дрянь фабрики Лео, которые распространяет господин Шимек, что под вами.
— Так, так…
Керн открыл флакончик и дал женщине понюхать. Потом он взял стеклянную палочку и провел по ее полной руке.
— Попробуйте сами…
Женщина понюхала свою руку и кивнула. — Кажется, хорошие. У вас только такие маленькие флакончики?
— Есть один побольше. И еще один совсем большой. Вот здесь. Но он стоит сорок крон.
— Это ничего не значит. Большой мне подходит, я его и возьму.
Керн не верил своим ушам. На этом он сразу заработает восемнадцать крон. — Если вы возьмете большой флакон, то я вам дам в придачу еще кусок миндального мыла, — сказал он с воодушевлением.
— Чудесно. Мыло всегда пригодится.
Женщина взяла духи и мыло и ушла в соседнюю комнату. Керн между тем снова уложил свои вещи. Из полуоткрытой двери доносился запах вареного мяса. Он решил, что сейчас же отправится в столовую и чудесно пообедает. Суп в общественной столовой на Венцельплац не утолял голода.
Женщина вернулась.
— Ну, большое спасибо, и до свидания, — сказала она дружески. — Вот, возьмите бутерброд на дорожку.
— Спасибо. — Керн продолжал стоять и ждал.
— Вам еще что-нибудь? — спросила женщина.
— Да, конечно. — Керн засмеялся. — Вы мне еще не отдали деньги.
— Деньги? Какие деньги?
— Сорок крон, — удивленно ответил Керн.
— Ах, вот что! Антон! — крикнула женщина в соседнюю комнату. — Ну, иди же сюда! Здесь спрашивают деньги!
Из соседней комнаты вышел мужчина в подтяжках, он что-то жевал, затем вытер усы. Керн заметил на нем потную рубашку и брюки с галунами, и его охватило злое предчувствие.