— Здесь, справа, — сказал чиновник. — Имя и фамилию.
Керн взял себя в руки и подписал.
— К какой границе вас доставить? — спросил чиновник.
— К чешской.
— Хорошо. Через час вы поедете. Кто-нибудь вас отвезет.
— У меня остались кое-какие вещи в доме, где я жил. Могу я зайти за ними?
— Какие вещи?
— Чемодан с бельем и всякой мелочью.
— Хорошо. Скажите об этом чиновнику, который вас повезет к границе. По пути вы сможете зайти.
Инспектор снова отвел Керна вниз и вызвал Штайнера.
— Ну как? — спросил Цыпленок с любопытством.
— Через час нас отправят.
— Иисус Христос! — запричитал поляк. — Опять начнутся муки.
— Ты хочешь остаться здесь? — спросил Цыпленок.
— Если еда лучше… и маленький пост кальфактора, то я отшень охотно.
Керн достал носовой платок и почистил, насколько было возможно, свой костюм. За четырнадцать дней рубашка стала грязной. Он перевернул манжеты на левую сторону. Он всегда следил за манжетами. Поляк посмотрел на него.
— Через год-два тебе будет безразлично, — изрек он, словно пророк.
— Куда ты подашься? — спросил Цыпленок.
— В Чехословакию. А ты? В Венгрию?
— В Швейцарию. Уже решил. Поедем со мной? А оттуда мы потом переберемся дальше, во Францию.
Керн покачал головой:
— Нет, я хочу добраться до Праги.
Через несколько минут Штайнера привели в камеру.
— Ты знаешь, как зовут того полицейского, который ударил меня по лицу во время ареста? — спросил он Керна. — Леопольд Шефер. Живет на Траутенаугассе, 27. Я узнал об этом из протокола. Конечно, там говорилось не о том, что он меня ударил, а о том, что я ему угрожал. — Он посмотрел на Керна. — Ты думаешь, я забуду имя и адрес этого человека?
— Нет, — ответил Керн. — Конечно, не забудешь.
— Я тоже так думаю.
За Керном и Штайнером зашел чиновник уголовной полиции в штатской форме. Керн разволновался. В дверях он непроизвольно остановился; картина, представшая перед его взором, подействовала на него, словно мягкий южный ветер. Небо над домами было синее, оно уже немного потемнело, черепичные крыши блестели в красных лучах заходящего солнца. Донау-канал сверкал, а на улице сквозь гуляющую толпу пробивались блестящие автобусы. Неподалеку прошла группа девушек в светлых платьях…
— Ну, пошли, — сказал чиновник уголовной полиции.
Керн вздрогнул. Заметив, что его без стеснения разглядывал один из прохожих, он в смущении опустил глаза.
Они пошли по улице, чиновник посередине. Перед каждым кафе уже стояли столики и стулья, везде сидели радостные люди, разговаривали друг с другом. Керн опустил голову и пошел быстрее. Штайнер посмотрел на него с добродушной усмешкой:
— Ну, мальчик, это не для нас, не так ли? Все это.
— Да, — ответил Керн и плотно сжал губы.
Они подошли к пансиону, где жили раньше. Хозяйка встретила их со смешанным чувством гнева и сострадания. Она тотчас же отдала им вещи. Украдено ничего не было. Еще в камере Керн решил надеть чистую рубашку, но теперь, после того как прошел по улицам, он не сделал этого. Он взял свой старый чемодан и поблагодарил хозяйку.
— Я очень сожалею, что у вас были такие неприятности.
Хозяйка махнула рукой:
— Ничего, желаю вам всего хорошего. И вам тоже, господин Штайнер. Куда же вы теперь?
Штайнер неопределенно махнул рукой:
— По дороге пограничных клопов. От куста к кусту.
Одну минуту хозяйка стояла в нерешительности. Затем она твердым шагом подошла к стенному шкафчику орехового дерева:
— Вот, выпейте еще на дорогу…
Она достала три рюмки, бутылку и налила.
— Сливовица? — спросил Штайнер.
Она кивнула и предложила вина чиновнику.
Тот вытер усы:
— Наш брат ведь только исполняет свои обязанности…
— Конечно. — Хозяйка снова налила вина. — А почему вы не пьете? — спросила она Керна.