Выбрать главу

Стебелев оглянулся. Группа в поисках топлива для костра и ночлега разбрелась по округе. Он один, — так и сидит на возвышении, наблюдая теперь за лагерем сверху. Бойцы, словно не желая мешать тяжким дума командира, оставили его в одиночестве. Кто это там внизу ближе всех лазит?

— Пастырнин, это…дай воды? — Стебелев с трудом ворочал распухшим, как и его мысли, языком. Подбежавший солдат еле понял, чего от него хочет вымотанный капитан. Вода, проваливаясь, словно в пересохший колодец, не сразу смогла смочить его прокопченное пороховой гарью и пылью горло. Напоив капитана, боец снова сбежал вниз наполнить водой враз опустевшую флягу.

Стебелев вернулся к прерванным размышлениям.

Скольких же он убил лично? Думаю, человек пять. Не больше. Или даже меньше. Тех, кто вчера жил с ним рядом. Испытывает ли он чувство угрызения или мучения совести? Трудно сказать. Скорее, он рад, что сам сейчас жив. И всё. Остальное — как в тумане.

Это уже неважно. Важно другое. Куда идти и что делать дальше? Может, двинуть в сторону Горячего Ключа? А что там? Одно и то же, что и везде. Базы, полные умалишённых туристов, застигнутых катастрофой? Драка за каждый ещё годный в пищу кусок? А есть ли там уже вообще, за что драться? И кому. Там теперь все либо людоеды, либо скелеты.

Хорошо, допустим, что боезапаса у нас осталось ещё на пару таких схваток, как эта, а дальше? Охотой жить? Много ль осталось в тех лесах дичи? Собаки? Эти твари теперь жрут трупы. И, отведав такой пищи, можно самим сдохнуть. Да и как есть уже такую мерзость?!

Отдельно стоящие фермы? Да там сами местные, небось, давно всё захапали и укрыли так, что их только базукой вышибать. Значит, снова — чтобы прокормиться, — убийство, и именно мирного населения? Господи, так есть ли выход?!

Капитан застонал и обхватил голову руками. Никогда ранее в неё не приходила мысль о том, что как же, всё-таки, это тяжко, — быть руководителем, не превратившись при этом в бандита, командующего преступниками в форме. Этакого атамана шайки «лесного братства», то есть уже «УРКОводителя». Проводника и вождя ослеплённых голодом и ненавистью ко всему миру убийц…

У которых на руках выданное страной оружие. Не может же быть, что теперь только один путь… «Путь».

VII

Что-то холодное и до предела острое коснулось его шеи, сзади голову придержали несильно, но с намёком, за лоб, а в левом ухе негромко прозвучало что-то до боли знакомое:

— Привет, дядя капитан! Как жив-здоров, рыжий герой?

— Привет… Да жив, как видишь, — одними губами отозвался Стебелев, мучительно гадая, — нападение или неудачная шутка? Обычно при атаке не здороваются с целью узнать о «здоровье». Ножом в горло — и дело с концом. Всё «здоровье».

Стебелев не был героем, но вот и умирать сегодня уже вроде как и не собирался. Хотя откуда человеку знать, — когда и как он «отлетит»…

— Ну и — что? — спросил он, словно подталкивая неизвестного к какому-то конкретному решению.

— Ну и то, ну и сё! Жрать, грю, хочешь, Стебелев? — Капитана аж подбросило:

— Чекун, ирод, ты?!

— Гы-ы-ы… — Нож исчез. Вместо него под носом оторопевшего капитана появился кусок чего-то забытого, пахнущего…пахнущего…ну так да, — молоком!

— Сыр, Стеблуша! Свежий и настоящий! Овечка одна тут тебе передала. Отняла у пробегавшего зайчика, да нам и поручила тебе доставить. Мы отдали честь и исполнили. А то ты думаешь, видно, — чё эт мы тут делаем, да? Сырка мы тебе специально принесли, прямо из Эдема. Мы там кажен день такое хряпаем. А опосля — блинами с икрой, прикинь, давимся… Там, капитошка, бананы прямо из стен растут, как грибы. Да ты кушай, чё ты прямо как в штаны наложил-то? Ну, мы. Ну, живые да здоровые. Не призраки, не ссы. Не ждал, что ли?! Ешь на здоровье, милой, ешь, не смотри ты на него так… — Чекун, осклабясь и сидя на корточках, наблюдал, как Стебелев, действительно тупо глядевший на кусок у него в руках, очнулся, откусил и сперва несмело, а потом всё уверенней, задвигал челюстями.

— Откуда ты, амбал, сюда вообще свалился?! — Глаза у Стебелева росли пропорционально убыванию куска в руках. Он сперва жевал чисто машинально, пока не стал, наконец, ощущать позабытого уже вкуса. Тогда он с возрастающим интересом воззрился на это, по нынешним временам, немыслимое сокровище. Которое он ел. Просто ел, — не жмурясь от удовольствия и не смакуя. Без подобающего торжественности момента почтения, что ли? «Пошло и обыденно как-то я ем такую ценность», — отчего-то подумалось вдруг ему. «Дожили».

— Так нас тут — у-у-у… Много тут нас, миста каптэйн. Как блох. Мы ж повсюду, и у нас длинные руки… — Сзади и правее кто-то над его ухом сухо щёлкнул пальцами. Капитан резко обернулся. Рядом, за его спиной и сбоку, тихо и как будто застыв и не дыша, сидели ещё трое. Антон Степанович поперхнулся: