- Я прямо с ног сбился, везде разыскивал тебя, - заявил он. - Где тебя черти носили?
- Катался на велосипеде.
- Куда же ты ездил? Уж не в Цинцинатти ли?
- Тут, недалеко. Останавливался выпить бутылку пива.
- Представляю себе, "бутылку"! Ну, и видик же у тебя!
Базз действительно был здорово взбудоражен. По его словам, он собирал сведения о цыпочке, с которой я познакомился вчера вечером. Я так устал, что мне было на все наплевать, а между тем он великодушно уступал ее мне. Штучка, сказал он, что надо. Везет же мне, сукиному сыну. Что-то о какой-то трагедии: потеряла жениха из королевских ВВС или что-то вроде того, толком никто не знает. В разное время имела несколько связей, и Питт последняя из них, но, находясь в связи, целиком верна своему другу. "Боумен, считай, что тебе действительно повезло, если ты сможешь закрепить эту связишку". Мерроу по-настоящему радовался за меня или подводил мину.
Следующие дни были похожи на дурной сон: дни огромного напряжения и разочарований. Назначенный на утро после моей поездки в Кембридж рейд на сортировочную станцию в Амьене отменили. На другой день утро выдалось ветреным и дождливым, но с прояснениями, как сообщали английские газеты, и полковник Уэлен приказал авиагруппе подняться в воздух для отработки полетов в боевом порядке, однако мы занимались главным образом тем, что старательно обходили зоны, где погода была особенно плохая; на следующий день нам снова предстояло отправиться в учебный полет, но кто-то где-то дал маху, и Салли вовремя не разбудил летчиков; Уэлен пришел в бешенство и отменил всякие увольнительные, пока не расследует этот, как он выразился, саботаж. А еще через день он отправил всех нас в длительный тренировочный полет на малых высотах.
Именно в то утро мне пришло в голову, что Мерроу, возможно, знает или фамилию Дэфни, или номер ее телефона - недаром же он обычно интересовался всем этим - так, "на всякий случай", а в тот вечер мог узнать и у нее самой, когда я выходил в туалет. Я только не мог придумать, как обратиться к нему, не выдавая себя.
Распоряжение об очередном тренировочном полете вывело Мерроу из равновесия. Он связал два обстоятельства: нас посылали отрабатывать бреющие полеты, а утром мы получили приказ штаба крыла, где говорилось, что все боевые экипажи должны прослушать несколько дополнительных лекций о мерах обеспечения безопасности; Базз не сомневался, что в дальнейшем нас хотят использовать для внезапных налетов с малой высоты на сильно защищенные объекты. Это и привело его в ярость. По его словам, "летающие крепости" рассчитаны лишь для рейдов на самых больших высотах; это не "москито", они не обладают нужной маневренностью для бреющих полетов. Да, погода не позволяет использовать нас на больших высотах, однако... может ли человек ходить мелкими шажками, если на него надеть семимильные сапоги?
Мерроу кипел от злости, пока мы не поднялись в воздух; но он сразу преобразился, как только увидел, что происходит на земле, над которой катился гром наших двигателей. Стада овец и рогатого скота, мириады точек - домашняя птица на пастбищах и во дворах - в панике разбегались при нашем приближении. Мерроу выпятил грудь. На его лице расплылась довольная улыбка человека, упивающегося своей силой. У меня же, признаюсь, полет вызывал новые странные ощущения. Когда мы пролетали над лесами, мне казалось, что вершины деревьев едва не задевают моих ушей, я видел сложный рисунок обнаженных ветвей, расположенных в определенном порядке, как бородки перьев гигантских птиц; я заметил телегу во дворе, окруженном каменной изгородью, автомобиль на дороге, кучу соломенных крыш, напоминавших спины сгрудившихся барсуков, - все это мелькало передо мной, подобно картинкам в затворе фотокамеры. Было в нашем полете что-то фантастическое, мгновенная смена ощущений, размеров, форм ошеломляла меня.
Мерроу все больше отдавался волнующему ощущению силы, пока наконец не заявил: "Бери-ка управление, Боумен. Я должен получше разглядеть все это". Он отстегнулся, ползком пробрался вниз, в "теплицу", включился с места Брандта в самолетное переговорное устройство и, как диктор, ведущий радиорепортаж, стал рассказывать экипажу, какой ужас наводит появление ревущей угрозы на все живое там, под нами. Временами он принимался хихикать - так хихикает человек, когда при нем кому-то швыряют в физиономию кусок пирога. "Нет, ребята, вы только послушайте..." Он говорил об охваченных паникой батраках, которые разбрасывали навоз с грузовика, о том, как они очертя голову бросались в разные стороны, спасаясь от оглушающего воя сотни наших двигателей. Потом он чуть не задохнулся от хохота ("Если бы вы только видели!.."), когда тракторист переключил рычаг, пытаясь остановить машину, скатился с сиденья и бросился под трактор, казавшийся в воздуха таким маленьким и легким.
Удерживая машину в строю и на минимальной высоте, я вдруг решил, что спрошу номер телефона Дэфни у Клинта Хеверстроу.
Наш демон математики Хеверстроу разработал для собственного пользования какую-то хитроумную систему, с помощью которой легко запоминал номера телефонов, и еще на родине, в свободные минуты, сначала ради забавы, а потом и для практических надобностей Базз набил голову Хеверстроу десятками, а может, и сотнями телефонов различных женщин на всей территории Соединенных Штатов, своих любовниц, бывших и настоящих, как он утверждал; теперь в этом справочнике стала появляться и Великобритания. Иногда, чтобы похвастаться способностями Хеверстроу, Мерроу называл первое пришедшее в голову женское имя:
- Марджи.
- Которая?
- Верно! Черт возьми, я забыл, что их целых три! Блондинка.
- Денвер. Декатур шесть четыре четыре ноль девять.
- Каково? - заявлял Мерроу, обводя аудиторию взглядом. - У этого сукиного сына в голове прямо-таки целая вычислительная машина. Жаль, он не может использовать ее для более полезного дела. Ну, скажем, для самолетовождения.
Только номер телефона своей девушки Хеверстроу, видимо, никак не мог запомнить. Мерроу каким-то образом пронюхал об этом и всякий раз сообщал своим слушателям, а Клинт всякий раз краснел, заставляя вас думать, что Мерроу просто-напросто разыгрывает его.
Мне не терпелось поскорее оказаться на земле. Мы поднялись на север над покрытыми мягким вереском холмами и, не долетев до границы с Шотландией, повернули обратно, с тем чтобы, как выразился позднее Макс, не влететь в нафаршированные горами облака. Я был поглощен управлением машиной, но все же почувствовал, что правая ягодица у меня начала неметь. В конце концов мы все же вернулись домой; Мерроу, конечно, вновь появился в кабине и отобрал управление у своего второго пилота-кретина, чтобы самому посадить самолет. Я не возражал. Я весь взмок от пота.
После разбора полетов, на котором нас в меру покритиковали, мне удалось на минутку перехватить Хеверстроу. Клинт не видел Дэфни, он не был на танцах, в тот вечер он у себя в комнате припаивал контакты самодельного радиоприемника. Я спросил, зарегистрировал ли у него Мерроу номер телефона девушки из Кембриджа по имени Дэфни.
- Досье бабятины Мерроу закрыто для посторонних лиц, - заявил Хеверстроу.
Иногда я с трудом переношу шутки, особенно если они касаются моей особы. Мне не хотелось показывать свою заинтересованность, и все же я не сдержался и заорал, как мальчишка, получивший крепкий тумак:
- Перестань трепаться! Мне нужно!
Клинт понимал, что я целиком завишу от его милости.
- Видишь ли, память у меня срабатывает только в тех случаях, когда ко мне обращается Мерроу. Он вроде бы загипнотизировал меня.
Я не стал настаивать, опасаясь, что Клинт передаст Мерроу, как я нервничал, расспрашивая о девушке по имени Дэфни.
В течение следующих восьми дней погода порой доводила нас до сумасшествия - не настолько плохая, чтобы держать на земле, но и не настолько хорошая, чтобы позволить вылететь. Вынужденное безделье томило летчиков, особенно бывалых, тех, у кого истекал срок пребывания в Англии, а Мерроу дважды поднимал нас в воздух, но не для тренировки или чего-нибудь еще, а просто потому, что ему хотелось полетать.