Этому дому должно быть меньше двадцати лет, и он обустроен с большим богатством и неплохим вкусом. Ему он не очень нравился – никогда прежде он не был в месте, где все казалось настолько блестящим и новым – но это была необычная обстановка.
– Хорошее напоминание, что это не твоя обстановка, Ван, – бормотал он, исследуя свои новые апартаменты.
Нунс уже разложил его скудное имущество в ящики и столик с зеркалом, на котором стояли несколько наполненных графинов и чаши с фруктами и орехами. Богато инкрустированный изогнутый спереди стол содержал плотную писчую бумагу и все необходимое для письма. Полки со стеклами содержали набор книг, которые, казалось, были выбраны с заботой, чтобы удовлетворить любые возможные вкусы.
Выбраны ею?
Не слишком мудро согласиться переехать сюда, но вчера вечером он был не в состоянии сопротивляться. Его соблазнило удобство проживания, но еще он хотел узнать Марию Селестин, понять, что здесь происходит, и что он чувствует.
Гадес, он почти восхищался ею! Ван не чувствовал такого давным-давно, но по ее реакции было очевидно, что он ее совершенно недооценил. Конечно. Он был нанятым сопровождающим и ничем больше, а он набросился на нее.
Он снова и снова прокручивал воспоминания о той ночи.
Все его гордыня. Он хотел подчинить ее. Отвратительная мысль. И все вышло из-под контроля.
Что-то в ней вывело его из себя. И это не просто ее холодность. Сегодня, когда она спускалась вниз по лестнице, то, как она двигалась, заставляло его затаить дыхание, даже несмотря на то, что она была в бесформенном бледном платье и маскирующем чепце.
Вчера вечером она надела сложный тюрбан. Во время их первой встречи она была в шляпке без полей. Он почти злился, что она скрывает волосы. Мягкие, темно-русые завитки выбивались из-под ее чепца, а когда она повернулась к племяннице, он увидел сбежавшие завитки на ее длинной, бледной шее.
Вились ли они по всей длине? Как они уложены? Какой длины? Когда она обнаженная в постели, будут они растекаться вокруг нее – длинные, свободные, светлые?
Остановись, Ван.
Он прижал кулак ко рту.
Прекрати быть животным. Она – зрелая, почтенная вдова, которая не позволила бы тебе даже коснуться ее, если бы не этот эксцентричный план.
Война ожесточила его. Разрушенная судьба. Разрушенная душа. В конце концов, что он сейчас делает, как не марширует за барабаном, левой-правой, как самый несчастный олух в инфантерии [13]?
Через шесть недель у него будет достаточно денег, чтобы продолжить свой марш, который был всем, и, несомненно, он никогда больше не увидит Марию Селестин.
Той ночью они посетили два раута и суаре. Мария хотела дополнить первое впечатление. Ей пришлось выслушать несколько озорных комментариев о его юности и симпатичной внешности, и о его переезде в ее дом, но, казалось, в целом люди благосклонно, хоть и с улыбой, отнеслись к сложившейся ситуации.
Она покинула Вандеймена, чтобы решить, как вести себя, ему удалось изобразить своего рода почтительное обожание, от которого ей хотелось закричать. И так плохо, что подумали, будто женщина в возрасте поглупела от похоти. Еще хуже, если он будет обращаться с ней, как с почитаемой святой.
Но потом, где-то в середине вечера, она задалась вопросом, поступал ли он так сознательно, чтобы попытаться воспрепятствовать более грязным мыслям.
Если так, это не сработало.
– Моя дорогая, – сказала Эмили Гэлмен, худая, хищная женщина, которую Мария знала со своего первого сезона, – тигр у вас на поводке! Нужно поискать на вас следы зубов.
Быстрые темные глаза уже оглядели ее с ног до головы.
– Божественно прекрасен, – заметила подруга Марии, Сисси Эмблборо, представленная ко двору в то же время, что и Мария с Эмили. – Но все же, я не уверена, что нашла бы его удобным.
– Удобство это еще не все. – Мария немедленно пожелала, чтобы эти слова остались невысказанными.
Сисси рассмеялась.
– Верно. И оно может прийти со временем.
А через три дня на частной выставке средневекового искусства она столкнулась с Сарой Йоувил.
– Мария, – сказала Сара, отведя ее в тихий угол, – действительно ли вы уверены, что это мудро?
– Мудро? – Несмотря на мягкие слова, в поведении Сары было что-то безжалостное.
– Молодой человек так выведен из душевного равновесия. Разве вы справедливы?
– Это не…
– Женщина в вашем возрасте должна быть мудрой за обоих, а не… не использовать кого-то!