1
Это было помешательство.
Он знал это четко. Знал. Осознавал. Но ничего не хотел с этим делать.
Ночь была глухой. А в темной комнате горела только пара свечей. Он стоял около не зашторенного окна и смотрел на переливающуюся искрящимся светом луну.
Время поджимало.
Где они?
Он умел ждать. Ожидание приносит больше удовольствия, чем результат. Он это давно усвоил. И умел этим наслаждаться. Но сейчас…
Да, сейчас он готов был сам торопить время и умолять сжалится над ним.
Эта девчонка свела его с ума.
Изменила его.
Заставила поверить в любовь.
Заставила узнать, что такое ревность.
Научила отпускать ради ее счастья.
Сделала его идиотом…
Он усмехнулся одинокой луне. Она чем-то напоминала его самого. Одна на темном небе, в окружение сияющих, привлекающих взгляд звезд. Ярких, дерзких, своевольных. Как все те девушки и женщины, что окружали его.
Сложил руки на груди.
Но ни одна не тронула, обжигая холодным светом.
Зато эта заставила его потерять голову.
Он нетерпеливо посмотрел на часы. Да где они шляются?! Неужели возникли сложности?
Тихий шорох за спиной заставил обернуться, пальцы обожгло готовым сорваться заклинанием. Быть всегда настороже — главное правило его жизни.
— Лорд, все готово, — тихий, хриплый голос разрезал тишину острым лезвием.
— Где она? — отрывисто спросил он.
Внутри все желало сорваться с места, кинуться туда, где было давно его сердце.
Его человек чуть с поклоном отступил от входа, горящего ярким светом.
— В дальней комнате, на втором этаже…
Договорить он не успел. Лорд сорвался с места и стремительно прошел мимо. Дверь в дальнюю комнату была приоткрыта.
Как только он зашел, трое в темном тут же отошли от одноместной, высокой постели, больше напоминающий какой-то постамент. Только с подушкой и одеялом.
На последнем лежала хрупкая девушка.
Он замер возле нее, не сводя жадного взгляда с идеальных черт бледного лица.
— Она мертва, — тихо, с едва заметными нотками сочувствия, которые точно ему показались, сказал его человек, незаметно приблизившись.
С силой стиснул зубы. Не сводя взгляда с той, что любил больше жизни. И той, что больше не дышала.
— Причина? — отрывистым, отстраненным тоном спросил он.
— Все подтвердилось. Никаких… — подчиненный замялся. Но все же продолжил: — Никаких дополнений.
На пустую тумбу черного цвета легла папка с горящим магическим знаком. Дело о нападении на лорда и леди де Лейр.
Она не должна тут быть.
Папку выкрали.
Он мазнул по ней равнодушным взглядом. Он просматривал ее сотни раз, ища нестыковки, притянутые факты и доказательства выгораживания лорда де Лейр.
Их не было.
Случайность. Ошибка. Стечение обстоятельств. Как угодно!
Но леди де Лейр погибла от магического удара. Родовая древняя магия де Лейр не замешана. Он определил это сразу. Не зря сам носитель такой магии.
И это злило!
Его доводило до бешенства, что сам де Лейр жив. Хоть тот и убивается по супруге так, что даже послал все далеко и заперся у себя в доме.
— Свободны, — сказал он своим людям.
И в черном быстро покинули комнату, оставив лорда одного с той, что никогда не была его.
— Почему ты тогда не пошла со мной? — тихо спросил он, подходя еще ближе и склонившись к лицу девушки.
Его не смущало, что она не дышит. Тело погружено в стазис. И никаким изменениям подвержено не будет. Создавалось ощущение, что она просто спит.
Жаль, что сон ее будет вечен.
Как будет вечна и его любовь, и боль.
— Благородство и любовь несовместимы, да, Иалия? — с горечью усмехнулся он. — Лучше бы ты меня ненавидела, что я тебя силой забрал к себе. Но была жива.
Он резко отстранился. И прошел к окну. Оно было закрыто.
Неуловимое движение и шторы метнулись в разные стороны, впуская мягкий свет снега и надежды в комнату.
Он обернулся, взглянув на «спящую» девушку.
— Кто у нас там… Бог? Создатель? Демиург? Ахарар? — и он продолжил ожесточение, с откровенной насмешкой. Которая была больше над собой. — Луна?! Звезды?!.. Верните, верните мне ее… Ту, что я люблю… Мою любовь… Верните…
Сказав эти глупые в высшей мере слова. Бессмысленные. Жестокие в первую очередь по отношению к себе.
Он ушел.
Прошло два пустых дня.
Он приходил, смотрел на нее и уходил. Это стало его странной манией. Он все ждал, что глухая боль если не пройдет, то хотя бы притупится. Но становилось только хуже.
Он тупо не мог без нее. Понимал всю неправильность происходящего. Но ничего не мог поделать.
Или не хотел.
Хотел, желал, чтобы она была жива.
Все это вылилось в то, что он себе никогда не позволял. Напился до светящихся жрецов в глазах.